Блок 11. Выхода нет

Алексей сердито повел плечами и ткнул пальцем в сторону Отто.

— Ты не мог не знать о готовящемся побеге. Мы сейчас находимся здесь из–за тебя.

Отто подошел к Алексею вплотную. Он был сантиметров на двадцать ниже, но при этом крепостью телосложения он украинцу не уступал. В какие бы Kommandos[42] его ни назначали, он всегда работал, как вол, и никогда ни на что не жаловался. Его за это уважали во всем концлагере.

— Хватит нести эту чушь. Действующее в лагере Сопротивление тут ни при чем. Это все наверняка произошло спонтанно. Может, им просто представилась хорошая возможность…

— …а может, немцы их уже схватили и прикончили, а затем использовали случай для того, чтобы ради забавы поиздеваться над нами… — Моше, не поднимая глаз, продолжал двигать клочки бумаги туда–сюда пальцем по столу. Он восстановил уже второй листок.

— Вполне могло произойти и такое, — кивнул, посмотрев на Моше, Отто. Снова повернувшись затем к Алексею, он добавил: — А ты поберегись… Имей в виду, что здесь никто не забыл тех ударов палкой, которыми ты осыпал нас каждый день. Ты и твой капо… — Отто кивнул в сторону Яцека, предусмотрительно прислонившегося спиной к стене. — Здесь вы уже больше не Prominenten[43], у вас нет палок, эсэсовцы вас не защищают. Если бы выбирать, кого отправить на расстрел, доверили мне, я бы ни секунды не сомневался…

В бараке воцарилось тягостное молчание. Фраза, произнесенная Отто, напомнила всем, что им к восьми часам утра нужно выбрать, кого из них расстреляют. Время текло очень быстро.

— Да не поднимет Каин руку на Авеля! — воскликнул Элиас. Он лежал, развалившись во весь рост, на одеяле, и произносил эти слова с закрытыми глазами. — Я не стану ни на кого указывать. Не стану! И Богу не потребуется меня прощать. Только он может вершить наши судьбы.

— Тогда скажи ему, чтобы он делал это уж как–нибудь побыстрее! — раздался из глубины барака голос Иржи.

Юноша, имени которого никто не знал, подошел к столу.

— Как вы думаете, когда они дадут нам поесть? — спросил он.

— А что, они еще и дадут нам поесть? — усмехнулся в ответ Моше. Он восстановил уже третий листок. — Ты что скажешь, Аристарх?

Аристарх сердито пробормотал какие–то ругательства себе под нос, а затем ответил:

— Знаете, что они сделали как–то раз с одним из таких, как мы? У него случился приступ аппендицита. Его отнесли в лагерную больницу, ввели обезболивающее, аккуратненько прооперировали, наложили швы, дали две недели на выздоровление, и когда он полностью восстановился, отправили в крематорий. Так что я не удивлюсь, если они принесут сейчас семгу и красную икру, а завтра утром потащат нас всех на расстрел.

— Они хотят расстрелять только одного из нас, а не всех десятерых, — сказал Отто. — Что ты думаешь по этому поводу?

— Этот Kommandant… — Аристарх изрыгнул еще одно ругательство. — Вы ведь его видели… Он изнывает от скуки, поэтому и решил поразвлечься. Что касается меня, то… — Он закончил фразу уже на греческом, а потому ее не понял никто, кроме заулыбавшегося Моше.

— Нам не нужно дергаться. Возможно, беглецов поймают этой ночью… — вмешался в разговор Берковиц.

— Ты что, на это очень надеешься? — грубо спросил его Отто.

— Нет, я хотел сказать, что… что конец для нас еще не наступил.

— Для девятерых из нас — еще точно не наступил, — сказал Моше. Он тут же поправил сам себя: — Хотя еще неизвестно, чем это все закончится…

— Знаете, я все задаюсь вопросом, почему они отобрали именно нас, — сказал Берковиц. — Я лично мало знаком с Гжегожем, а с остальными двумя я даже ни разу не разговаривал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да и ты, Моше, — ты Гжегожа хотя и знал, но, по–моему, не имел с ним никаких дел.

— Я ему когда–то что–то продавал. Но он, скажем так, не приглашал меня к себе домой на чашку чая.

— То же самое в большей или меньшей степени можно сказать и про всех остальных из нас. Мне кажется, что сделанный немцами выбор был абсолютно случайным. Они как бы попередвигали множество наперстков с написанными внутри них именами, а затем выбрали десять наугад.

— Мне что–то в это не верится, — сказал Яцек, все еще стоявший у стены. Он впервые заговорил с того момента, как их привели в барак. — Это на них не похоже.

— Ты имел в виду, что это на вас не похоже, — с угрожающим видом сказал ему Отто.

— Он прав, — вмешался Моше. — Немцы всегда во всем очень педантичны и всегда действуют осознанно. Они не станут ничего делать лишь бы как.

— Им были нужны десять козлов отпущения — только и всего. Вот они и схватили первых, кто попался под руку.

— У них был листок с написанными на нем номерами. Так что их выбор был осознанным.

— А мне вот кажется, что кто–то из присутствующих здесь знал о готовящемся побеге, но предпочитает в этом не признаваться, — сказал Яцек.

Он произнес эти слова тихим и спокойным голосом, однако такое его заявление заставило всех замолчать.

— А почему он не хочет в этом признаваться? — наконец прервал тишину худосочный юноша, присаживаясь на корточки.