Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

– Когда я был студентом в Вене, – торопливо заговорил Адольф, – я часто ходил в оперу... я слышал все оперы вашего отца... и считаю его величайшим гением, которого рождала германская нация...

Это было почти правдой. Он действительно обожал Вагнера, но вот студентом никогда не был – в Венскую академию художеств поступить ему так и не удалось. «Вы не художник, молодой человек, – сказал ему старый ректор, – это отчетливо видно по вашим рисункам. Но по тем же рисункам видно, что у вас явный талант к архитектуре. Вы прекрасно чувствуете пропорции зданий, у вас отлично развито пространственное мышление. Ваше будущее – именно в этой области. Идите и добивайтесь успехов на поприще архитектуры!»

Вспоминать обо всем этом было неприятно, и Гитлер, снова смутившись, замолчал.

– Не скрою, – улыбнулся Зигфрид, – мне приятно это слышать. Впрочем, Дитрих говорил, что вы очень талантливый молодой человек.

– Говорил и повторю снова, – донесся откуда-то сзади знакомый веселый голос. Гитлер и Розенберг обернулись одновременно – в дверях стоял Эккарт, держа под мышкой укрытую белой тканью корзину. – Ага, вижу, вы удивлены! Сюрприз, сюрприз!

– Рад вас видеть, Дитрих, – Вагнер совсем не выглядел удивленным. – Как ваша новая поэма?

– А, – Эккарт махнул рукой, – пишется понемногу... Однако последнее время меня больше увлекает пьеса.

– Пьеса? Вот как?

– Да, для кукольного театра. Впрочем, я расскажу тебе об этом позже.

Эккарт подошел к приятелям и приобнял их за плечи.

– Ну как вам Байройт? Я же говорил – здесь непременно нужно побывать!

– Почему вы не сказали, что тоже приедете, Дитрих? – недовольно спросил Гитлер. – К чему все эти тайны?

– Это всего лишь необходимая предосторожность, – Дитрих поставил свою корзину на изящный журнальный столик. – Все полагают, что я поехал в деревню, навестить тетку. В какой-то мере это правда: я действительно был в деревне, и вот что я оттуда привез!

Он театральным жестом сдернул белую ткань с корзинки.

Корзинка была доверху набита деревенской снедью. Посередине красовался могучий розовый окорок, окруженный тугими красными помидорами. Обезглавленный труп откормленной индейки прятался в пучках свежей зелени. Круги домашней колбасы пахли так аппетитно, что рот Гитлера сразу же наполнился слюной[22]. Отдельно лежал завернутый в белую бумагу просвечивающий золотом слиток – настоящее сливочное масло.

– Вы нас балуете, Дитрих, – нахмурился Вагнер.

По нынешним полуголодным временам подарок Эккарта и впрямь был роскошным. Даже в таких аристократических домах, как вилла Вагнера, с продуктами дела обстояли не лучшим образом: хозяева могли пить драгоценные вина, хранившиеся в их погребах с добрых старых времен, но на завтрак намазывали на хлеб синтетический маргарин, а ужинали отварной брюквой.

– Пустяки, – усмехнулся поэт, – у тетки зажиточное хозяйство. Главное же – мне удалось ввести в заблуждение тех, кто за мной шпионил. В результате никто не знает, что я здесь.

– За вами следят? И кто же?

– Полагаю, коммунисты. Но, может быть, и люди Рема. Он в последнее время стал проявлять чересчур большой интерес к моей скромной персоне.

– Эрнст Рем? – удивился Гитлер. – Начальник отдела пропаганды?

В мюнхенских казармах Рем пользовался репутацией храброго офицера и патриота. Зачем же ему шпионить за Эккартом?

– Кстати, я слышал краем уха, что Рем собирается перетащить тебя в свой отдел, – продолжал поэт. – Если такое предложение поступит, ни в коем случае не отказывайся.

В гостиную вошла горничная с серебряным подносом в руках. Бокалов на подносе оказалось не три, а четыре – прислуга в доме Вагнеров отличалась расторопностью.

– Хильда, голубушка, – распорядился Эккарт с фамильярностью, выдававшей в нем старинного друга семьи, – отнеси корзинку на кухню. Пусть повар что-нибудь из этого приготовит.

– Прозит, господа, – сказал хозяин, поднимая хрустальный бокал с рубиновым напитком, – и да здравствует Великая Германия!

– А где же ваша прелестная супруга? – спросил Розенберг. – Неужели она не присоединится к нам?

– Позже, – на аристократическое лицо Вагнера набежала легкая тень. – За ужином.

Он откинулся в кресле, скрестив на груди руки и внимательно обвел взглядом своих гостей.

– Как я понимаю, Дитрих, вы не ввели наших молодых друзей в курс дела.

– А зачем? Чтобы они испугались и не пришли?

– С какой это стати мы должны чего-то бояться? – насупился Розенберг.

– Потому что вас ожидает кое-что необычное, – сказал Эккарт. – Вы знаете, разумеется, об обществе «Туле»?

– Конечно, – кивнул Гитлер. – О нем все знают[23].

– После того, как евреи и коммунисты расправились с многими видными членами «Туле», воспользовавшись небрежностью секретаря общества, было решено создать внутренний круг посвященных. В этот круг входит господин Вагнер.

– И господин Эккарт, – с улыбкой добавил хозяин дома. – Что же касается Винифред, то моя дорогая жена еще не посвящена в тайну.

– А как же мы? – удивился Розенберг.

– Вас, друзья мои, решено было принять во внутренний круг общества.

– Это большая честь, – пробормотал Гитлер. – Но разве можно... вот так, сразу?