Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Переделываю и переписываю технологические карты. Осталась одна, разбирающаяся в них. На работу хожу с палочкой, опять ослабела, замучила цинга. Поневоле приходится крепиться. Елиз. Ив. слегла – понос [Н. О-ва].

22 апреля 1942 года

Погоды становятся теплее. Наступила настоящая весна. Я сбросил все зимнее и облачился в серый костюм и белую косоворотку. Стал меньше сидеть в цеху и целый день нахожусь на ногах, тем более что чувствую крепость в них. На лицо я очень поправился, но брюки еще продолжают сваливаться. Еще очень много нужно, чтобы войти в форму. Чувствую себя прекрасно. Настроение приподнятое – значит, последует скоро упадок духа <…>.

С питанием дело немного ухудшилось, но мой организм за 2–3 месяца получил уже порядочное подкрепление, и если стационар у Тани будет еще функционировать, то будет неплохо <…> [Г. Г-р].

Немецкое командование предприняло операцию «Айсштосс» («Ледовый удар») с целью уничтожения вмерзших в лед кораблей Балтийского флота. 24 апреля в крейсер «Киров» попали две 250-килограммовые бомбы и один крупнокалиберный снаряд. На корабле начался пожар, стали рваться зенитные боеприпасы, но через 45 минут огонь удалось потушить. Одновременно на корабле были выведены из строя все 100-мм орудия, повреждены кормовая труба и грот-мачта, разрушены отделение вспомогательных котлов и камбуз, 82 человека погибли, а 42 получили ранения. Убитые похоронены на Пискаревском кладбище.

Из документов Городского штаба МПВО: 22 апреля в 14 часов 15 минут фугасной авиабомбой на углу Среднего пр. и 21-й линии разрушен д. 18. Ранено 15, убито 5 человек.

23 апреля 1942 года

Списочный состав – 230 человек (до войны 470). Явились на завод для возобновления работы 140 человек, в том числе 35 находятся на трудовой повинности. Не явились 95 человек больных или находящихся в отпусках по уходу за больными близкими.

В производственном корпусе понемногу возобновляют работу цеха.

На Неве тронулся лед. Опять теплые два дня. Ветер – южный. Снег почти сошел. <…>

Мое состояние неожиданно хорошее. Только сильно пухнут и слабы ноги. Цинга не проходит. Последние три-четыре дня идет сильный обстрел города из дальнобойных орудий. Наши батареи отвечают здорово. <…>

Продолжает стоять исключительно теплая погода. Снег весь сошел. Нева очистилась от льда.

Новость: с 1 мая отменяется «организованное» питание, вводится «усиленное» по назначению врачебной комиссии, стационары закрываются <…> [М. К.].

Зимняя эвакуация, 1942 год. Вологда[89]

По сути дела, ленинградцы ехали без ничего. Молчаливые, задумчивые, в разговор вступали неохотно, но на вопросы отвечали. Если помогали им – благодарили. Большинство в эшелонах – рабочие, домохозяйки, ремесленники, так запомнилось. Заводы ехали коллективами – выделялись. Другие эшелоны – сборные: женщины с детьми, учащиеся <…>. Заметна была организованность.

Все эшелоны одинаковые, некоторые – растрепанные, вагоны – побитые. А в Вологде уже комплектовались хорошими вагонами <…>.

Эшелоны поступали на Вологду-1 и II. Мы дежурили на первой. Поезда здесь подходили к вокзалу на 4-й, 5-й, 6-й пути. Нас, сандружинников, обычно дежурило восемь человек. Подходили к вагону – двери открыты: до нас побывали милиция и врачи. Мертвые уже вынесены на платформу, подъезжали возчики на лошадях, трупы грузились в сани. Нам давали список – кого из вагона брать: эвакуированные помогали их спускать. Лестницы примитивные, на крючьях. Когда больных укладывали на носилки, мы брали у них документы или что есть. Особенно расспрашивали ребятишек, чтобы потом не спутать фамилию.

Кто мог идти – помогали, придерживали. Кто не мог – несли на носилках. Автобусы маленькие, на 25–30 человек. В них грузили тех, кто двигался. Тяжелых доставляли в медпункт, размещали, где могли. Часто бывало: мест нет, едем в другой госпиталь, оттуда – в третий <…>. Везде переполнено. Смотрим, некоторых уже обратно надо везти – умерли.

<…> Трупы складывали в холодном помещении близ вокзала, ночью вывозили на воинское кладбище. Военные взрывали землю в воронках и хоронили. Взрывами и могилы засыпали. На этом воинском кладбище за городом, по Пошехонскому шоссе, – и военные из эшелонов, умершие от ран, и эвакуированные ленинградцы[90].