Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

На следующее воскресенье 14 сентября райком назначил новый воскресник. Я объявила всем под расписку о месте сбора и подготовила все к выезду на окопные работы в прежнее место, т. е. на Среднюю Рогатку на станцию Дачное. Однако в субботу днем около 12 часов вернулись наши служащие, которые утром выезжали на уборку овощей в совхоз им. Тельмана, расположенный у Средней Рогатки, и рассказали, что там артиллерийский обстрел и трамваи туда не идут. Я позвонила в райком инструктору, и она подтвердила, что всех оттуда вернули обратно.

– Что делать с воскресником, – спросила я, – раз туда нельзя проехать?

Инструктор подтвердила, что ехать надо, но куда именно, сообщат ночью или рано утром. Нужно собраться всем учреждением в 7 часов утра. Я хотела ночевать в институте, но позвонил муж и сообщил, что сегодня ночью уезжает в действующую армию и хочет со мной попрощаться. Я оставила вместо себя в институте Д. С. Бердникову и поехала домой.

Рано утром вернулась на работу, звоню в райком. Там нам предложили поехать в совхоз им. Тельмана на уборку овощей. Нас было 12 человек, ехали мы на трамвае номер 39. Трамвай довез только до кольца у завода «Электросила». Мы вышли и направились пешком на юг, в сторону Средней Рогатки. Нам навстречу началась частая артиллерийская стрельба. Снаряды рвались где-то совсем близко. Многие испугались.

Уборщица Медведева схватила меня за руку и со слезами стала жаловаться, что у нее болит сердце. Я отпустила ее обратно. Бердникова начала стонать и просить не идти дальше. Однако мы все же шли вперед, но выстрелы становились все чаще и ближе, и прохожие вокруг нас стали возвращаться назад. Стало ясно, что в такой обстановке уборка овощей производиться не может, тогда мы решили вернуться обратно. Наш второй воскресник так и не состоялся.

В Ленинграде сегодня тревожно. Немцы близко. Зашла в Музей Ленина к зам. директора Виноградову переговорить относительно организации военной учебы. <…> Застала его растерянным. <…> На мой вопрос он ответил, что, мол, за один день все равно не научишься.

– Разве, – уточнила я, – нам остался в жизни один день?

Он посмотрел на меня мутными глазами и произнес:

– Немцы в Лигово и Обухове, и вопрос решается не только днями, но может быть часами.

– Ну, этого не может быть, – ответила я [Е. С-ва].

Из вечерней сводки Совинформбюро 16 сентября 1941 года: Германское информационное бюро распространило сообщение о том, будто во всех районах Ленинграда «по указанию политкомиссаров» производятся взрывы общественных зданий и якобы уже разрушены вокзалы, почтамт, правительственные здания, школы, жилые дома и другие здания. Германское информационное бюро ссылается при этом на показания каких-то советских пленных.

Это сообщение германского информационного бюро является гнусной ложью. Оно свидетельствует о том, что немцы, подготовляя в широких масштабах бомбардировку невоенных объектов Ленинграда, стремятся заранее снять с себя ответственность за подобные варварские действия. Однако этот жульнический маневр не введет никого в заблуждение. Весь мир прекрасно знает, что гитлеровские мерзавцы способны лишь на самые подлые дела.

17 сентября 1941 года

В 16 часов поехал домой, чтобы захватить кое-какое барахлишко для спанья, и стал очевидцем необычного события. Тысячи людей как муравьи движутся по Московскому шоссе. Дано распоряжение о переселении жителей Кировского и Московского районов в северные районы города, так как эти районы подвергаются наиболее интенсивной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. <…>

Потрясающая картина: тысячи людей с тысячами узелков – у кого-то на плечах, у кого-то на руках, у кого-то на ручных тележках – движутся непрерывным потоком. Вот мальчик 13–14 лет, с котомкой за плечами, набитой картошкой и капустой, бодро шествует рядом со взрослыми и без тени смущения напевает себе под нос: «Мать в доме победу кует, а я на войну собираюсь». Ковыляет старушка, опираясь на дубинку, и тащит, родимая, кочан капусты. И жалко и стыдно за такое поспешное отступление. Бедные мужественные ленинградцы. Ни тени отчаяния. О, многострадальный русский народ. На протяжении всей своей истории несет тяжкие испытания. <…>

Хлебный паек урезан уже вдвое для рабочих и втрое для служащих и иждивенцев. И надо думать, что еще более сократится. Самые суровые испытания еще впереди. Бомбежки, голод и канонада, так треплющая нервы [А. К-в].

18 сентября 1941 года

Завод обладает большими возможностями по освоению новых изделий. Много можно сэкономить дорогих материалов. Никто здесь по-настоящему не занимался этими вопросами. Цеха завалены браком. Побил рекорд четвертый цех. В цехе нет свободных мест для годной продукции из-за залежей брака. Объявил беспощадную войну браку и захламленности: убрать цеха, вычинить все, что можно из брака. Завести строгий учет брака [А. К-й].