Блокадные будни одного района Ленинграда

«26 марта [1942 г.] у папы закончился больничный лист, он лишился рабочей карточки. Администрация „Кировского завода“ предложила ему лечь в стационар при поликлинике. Март месяц, как я помню, был холодный: морозы были до 20 градусов и ниже. В тот день, когда папа уходил в стационар, была метель и мороз 22 градуса. Папа пошел пешком[543] до „Кировского завода“, простудился, получил воспаление легких. Он умер 31 марта 1942 года. Ему было тогда 54 года. Остались мы трое: мама, я и тетя Лена. Похоронить нам папу не удалось. На заводе сказали, что похоронен он в братской могиле от „Кировского завода“, но в какой, нам неизвестно. Так я и не знаю, где похоронен мой папа…»[544].

«Задачей политорганизаторов было сохранение морального духа населения, укрепления его, мобилизация населения на преодоление этих трудностей, показ, что они носят временный характер.

Е.В. Балашова. 1940-е гг. Публикуется впервые

Агитация развертывалась уже не в бомбоубежищах, потому что там было холодно, часть из них была затоплена водой, а в квартирах, даже по комнатам, даже по кухням, где сосредоточивались жители вокруг очага, где было тепло. Здесь решался ряд практических вопросов: как похоронить, где похоронить умершего человека, как разрешить те или иные наболевшие вопросы» (из выступления заведующего отделом пропаганды и агитации Кировского райкома ВКП(б), июль 1942 г.)[545].

«Я, Ловинецкая Галина Александровна, все 900 дней блокады жила вместе с городом, суровым, гордым, молчаливым, героическим городом. 5-й корпус, Обводный канал, дом № 156, комната 527, 3-й этаж.

По этому адресу здесь жила я, девятилетняя девочка, мой брат двух лет, моя мама, работавшая на „Кировском заводе“. Отец ушел добровольцем на фронт. В соседних комнатах жили тоже женщины со своими детьми, пока холод и голод не начали забирать их к себе. Дети умирали вперед своих родителей, и, наоборот, после смерти дистрофичных матерей, умирали от голода дети.

Дом № 156, корпус 5 по набережной Обводного канала (соврем. адрес: Бумажная ул., 20). Фото автора, 2015 г.

Я хорошо помню, как один за другим умирали дети, их было трое. Три трупа сложили в комнату 512 напротив нашей комнаты, затем двое детей из другой семьи умерли, и их трупы тоже отправили в ту же комнату. Это повторялось почти каждый день. Мне стало страшно выходить из своей комнаты за снегом и водой и смотреть на эту дверь. Но комнат на нашем этаже было много, и люди, еще жившие там, продолжали умирать… Комната наполнялась трупами. …

В городе стали работать санитарные отряды, и из комнаты 512 – этого стихийного кладбища – стали выносить трупы. Комнату очистили, и со временем там снова стали жить люди. И хотя там не висит памятная доска и нет венков, мы всех их помним, мы, оставшиеся в живых среди множества мертвых героев Ленинграда!»[546]