Блокадный пасьянс

Скрябина:

Ежедневно – около семи часов вечера – воют сирены. Моя мать спешит пообедать к шести часам. Потом собирает самые необходимые вещи и сидит в пальто наготове. Уверяет, что это ей напоминает сборы к пасхальной заутрене. С первым сигналом тревоги перебираемся вниз. Соседи перетаскивают с креслом больного дядюшку, со стоном плетутся старухи. Особенно стонет наша бывшая домовладелица, которая с нетерпением ждёт немцев.

Потом сыплются бомбы, разрушается прелестный, лучший город нашей страны.

Буфф:

Сегодня утром в 6 часов была небольшая работа для наших орудий, так как русские вновь проявили активность. Это была настоящая свистопляска. Долго я сидел в капитанском бункере за телефоном. После обеда стало спокойнее, а к вечеру совсем всё стихло. Вновь втроём мы сидели у огня и разговаривали о празднике всех святых.

Автор:

Петербургский профессор Борис Михайлов мальчишкой чудом уцелел в первый страшный год блокады, затем добровольцем ушёл в военное училище и стал, по его словам, «Ванькой-взводным». В своей книге «На дне блокады и войны» он вспоминает: «Предложи сегодня выбор, я бы прошёл тот же путь в рядах изгоя войны – пехоты. Но и через 50 лет предпочту смерть ГОЛОДНОМУ ГЕНОЦИДУ, официально называемому страшным словом БЛОКАДА».[84]

Под Ленинградом во время бомбёжек и артобстрелов немцы демонстрировали национальную педантичность. Это было на руку не только нашим войскам, но и, как свидетельствует Скрябина, помогало жителям блокадного Ленинграда. Они уже ждали очередного обстрела, который должен был последовать в определённое время. Это мобилизовало людей. Заранее приводились в готовность пожарные и медицинские службы. Но одновременно это и деморализовало людей. Они знали, что сегодняшней бомбёжкой блокада не закончится, завтра будет то же самое. Некоторые отчаивались до такой степени, что уже не скрывали своих сокровенных чувств и молились о том, чтобы весь этот ужас быстрее прекратился, пусть даже ценою капитуляции. Архивные факты подобных настроений приведены в книге Никиты Ломагина «Неизвестная блокада».

2 ноября 1941 года, воскресенье, 134-й день войны

Лееб:

Разговор с генерал-полковником Бушем. Он оценивает обстановку на Неве как надёжную. Главным образом, за счёт того, что там очень хорошо проявляет себя 7-я авиадесантная дивизия. Если она будет оттуда выведена, то её следует заменить другим боеспособным соединением. Перед этим необходимо нанести мощный артиллерийский удар по плацдарму Выборгская.

Генерал Шмидт, командир 39-го моторизованного корпуса, преисполнен надежды овладеть Тихвином.

Буров:

Опять четыре обстрела. Первый снаряд разорвался в городе днём, в половине двенадцатого, последний – в половине двенадцатого ночи.

В Ленинградской филармонии состоялся первый в этом сезоне концерт Оркестра русских народных инструментов имени В. В. Андреева. Исполнялись произведения Глинки, Чайковского, Глазунова и других композиторов.

Буфф:

Ночью никто не мешал, а с утра было много дел: укладка боеприпасов, оборудование блиндажа, заготовка дров и т. д. В промежутках – обеспечение стрельбы из орудий. Шеф сегодня один. Я замещал его в блиндаже у телефона, когда он выходил наружу. Ему тоже тяжело. В 53 года это неудивительно. От недостатка света у него болят глаза, от мороза – ноги. Он старается этого не показывать, но я неоднократно слышал, как он, думая, что он один, стонет: «Мне так больно. Я едва ли это выдержу». Длительное пребывание в блиндаже, где можно только сидеть, угнетает. Капитан вышел как-то на воздух размять конечности, попытался помочь в подноске снаряда и упал под его тяжестью. К счастью, без последствий. Бедствием сегодня является отсутствие света. С нетерпением жду свечей и батареек, сколько бы они ни стоили. Днём здесь много работы, а в 16 часов уже темно. Свечей и батареек хватает только на выполнение служебных задач. Поэтому сидим в темноте или полумраке, озаряемые лишь пламенем коптилок. Угнетает то, что в долгие вечерние часы нельзя ни читать, ни писать.

Две вещи удручающе воздействуют сейчас на наши чувства: холодный зимний лес и широкая заснеженная русская равнина. Лишь иногда видны окутанные снегом крыши домов и верхушка церкви в Синявино. И все это на фоне безжизненности зимней природы. И вдруг пробуждение от грохота орудий и вспышек выстрелов, а также гула фронта, над которым ночью взлетают осветительные ракеты и видно зарево пожарищ.

Автор:

Говоря о предстоящем мощном артиллерийском ударе по плацдарму Выборгская, Лееб имел в виду доставку французских трофейных 150-миллиметровых гаубиц и 210-миллиметровых миномётов. Позднее к ним добавился еще и 70-й полк реактивных миномётов.