Блондинка 23-х лет…

«Подняться! Подняться!» — призывал я себя. Но увы, это был тот самый момент, когда желаемое оставалось далеко за гранью реального. Я обречен. Меня прикончат в этой неудобной позе, с подмятой под себя правой рукой и отброшенной в сторону левой, с лицом, уткнувшимся в предплечье. От безысходности, от бессилия я заерзал пальцами прижатой к полу руки по животу и наткнулся на что-то твердое. «Пистолет!» — не поверил я в удачу. Ребятки явно дали промах. Обшарив мои карманы и наткнувшись на пистолет Макарова, вполне удовлетворились этим, не заметив за поясом прикрытый курткой еще один «ствол».

Даже маленькая надежда прибавляет сил в безвыходном положении, а тут так крупно подфартило. Так крупно, что даже ослабла пульсирующая боль и немного отступила слабость.

Я втянул в себя живот, чтобы было легче схватить пальцами оружие. И проделал это вовремя. В комнате появился обладатель хрипловатого голоса. Из-под предплечья, сквозь легкую дымку, стоявшую в глазах, я видел часть дивана и ноги в черных джинсах и черных туфлях. Он нагнулся, что-то выискивая под диваном. Момент благоприятствовал. Но для того, чтобы стрелять нужно было еще вытащить руку. В здравом состоянии все произошло бы в доли секунды, а тут как в страшном сне непослушное тело, ватные разъезжающиеся ноги, руки, на которые трудно опереться, тянущая вниз голова. Он, естественно, заметил мою попытку приподняться и отреагировал на нее словами:

— Смотри-ка, совсем очухался.

И в тот момент, когда он сделал шаг в мою сторону, мне удалось перевернуться на бок и тотчас выстрелить. Обладатель хрипловатого голоса, высокий плечистый мужчина, выронил оружие, сделал еще один шаг с широко открытым ртом, из которого так и не вырвался вскрик, покачнулся и рухнул, ударившись головой о стену.

Сухощавый шустро прибежал на выстрел, скорее всего решив, что подельник не ко времени начал добивать меня. Он появился в распахнутой рубашке, торопливо застегивая брючный ремень, и замер, увидев направленное на себя оружие.

И хотя я полулежал в неудобной позе, опираясь на локоть той руки, в которой держал пистолет, и потому дуло ходило из стороны в сторону, а голова, неимоверно потяжелевшая, по-прежнему клонилась вниз, он не решался попытаться исчезнуть в прихожей, по-видимому, ошарашенный неожиданным поворотом событий, и застыл в проеме двери.

— Руки, — еле внятно выдавил я из себя и перед глазами запрыгали разноцветные круги.

Сухощавый нехотя подчинился, но по его бегающему взгляду можно было понять: он что-то уже замышлял ради собственного спасения.

— Марина! — позвал я девушку, а в ее лице последнюю свою надежду, но вместо нее откликнулась новым приступом боль, и сухощавый то пропадал за пеленой тумана, то опять обозначался в проеме двери. И тогда я замечал, что его взгляд устремлен на пистолет, лежавший возле ног широкоплечего, не подававшего признаков жизни.

Баланс на грани потери сознания не мог продолжаться долго. Еще несколько секунд и я вновь окажусь в состоянии полной беспомощности. «Стреляй! Стреляй!» — приказывал я себе, но палец, лежавший на курке уже не подчинялся команде, а сама рука, словно парализованная, опустилась на пол.

Я увидел его глаза, полные торжества и злорадства. Он даже позволил себе медленно опустить руки, почувствовав себя хозяином положения.

— Мразь! — раздался за спиной сухощавого истеричный женский вскрик и что-то вроде скалки, промелькнув в воздухе, обрушилось на его затылок.

Сухощавый согнулся вопросительным знаком, но все-таки удержался на ногах. Последовал повторный удар, однако результат его мне не пришлось увидеть. Я потерял сознание, будто деревянный предмет одновременно прошелся и по моей голове.

Очнулся от легкого похлопывания по щекам. И первое, что услышал — всхлипы. На мой лоб упали теплые капли. Я разомкнул веки. Надо мной знакомое, совсем недавно желанное лицо, но теперь заплаканное, с искаженными чертами. Из-под разорванного платья выглядывала маленькая девичья грудь. Я завороженно уставился на нее, и на моих искривленных болью губах появилась улыбка, до того неожиданно и приятно было видеть среди крови и слез нечто, напоминавшее об иной жизни.

Она заметила мои открытые глаза, запахнула платье и поднялась с колен.

— Вызови милицию, — попросил я.

Она отступила и, затравленно глядя на меня, помотала головой. От нее в столь стрессовом состоянии можно было ожидать любых действий. Нас лишь примирила на время общая беда, которую мы, помогая друг другу, одолели, но сейчас, когда опасность миновала, мы стали если и не врагами, то, по крайней мере, людьми, между которыми встал закон.

— Помоги мне сесть, — решил я сгладить взвинченное состояние девушки просьбой о помощи.

Больше всего я боялся, что она исчезнет, хлопнув дверью. Удариться в бега — это самый худший вариант для нее. Впрочем, и для меня, еще не совсем очухавшегося от удара, ее исчезновение тоже не самый лучший исход.