Блондинка 23-х лет…

В своем кабинете я сначала основательно заскучал, совсем расхотелось работать. Но вот в мою душу змеей прополз соблазн, и рука стала нервно поглаживать телефонную трубку. У меня появился неплохой повод поговорить со строптивой дамой, еще раз напомнить о себе. Ведь все, даже самое невероятное может произойти на этом свете, возможно, и она испытывала сейчас подобное желание, но, не набравшись смелости, с нетерпением ждала моего звонка.

Набраны нужные цифры. Несутся вдаль длинные гудки, призывая откликнуться на зов вдруг ставшего неравнодушным сердца. Они растворяются один за другим в вечности, и вот когда казалось, задуманного не осуществить, прорезался заспанный голос:

— Алло! Я слушаю вас.

Впервые за время нашего знакомства приветствовал ее дружески, стараясь изъять из обращения казенный язык, так въевшийся в мой лексикон за время многочисленных допросов, расспросов, отчетов, докладов.

— А-а, это опять вы, капитан Шустин. Между прочим, вы знаете который час?

Ее голос звучит протяжно и отрадно то, что в нем не слышится отчужденности. Но у меня такое ощущение, что она приняла дозу спиртного и сейчас находилась на верху блаженства, как кошечка после капель валерьянки.

— Половина десятого.

— Вот-вот, только половина десятого, а все приличные женщины в это время еще нежатся в постелях, — доносился до меня все тот же умиротворенный голосок, не хватало только мурлыканья.

— Я принимаю ваше замечание на будущее.

— У нас будет будущее? — Она рассмеялась. — Уж не хотите ли вы, капитан Шустин, написать мне письмо с предложением знакомства?

А почему бы не подыграть ей? Ведь не исключено, что сей момент может оказаться важным для нас обоих и не придется потом сожалеть об упущенной возможности.

— А вы ответили бы на него? — спросил я с придыханием, чувствуя, как убыстрило ход сердце в ожидании ответа.

— Я подумала бы. — Она вновь беспричинно рассмеялась, — Но учтите, капитан Шустин, у меня иной идеал мужчины: он непременно должен быть богатым.

Ну вот и получил то, что заслужил за свое любезничанье. С мякинным рылом да в калашный ряд. Ишь, рассентиментальничался. Теперь выкручивайся, дабы не дать ей повод позлорадствовать.

— И на какую же сумму вы претендуете?

— Капитан Шустин, ваша зарплата в сравнении с той суммой, это песчинка рядом с египетской пирамидой.

Теперь ясно указано мое место. И чего это я развожу с ней антимонии, когда она в открытую издевается надо мной да еще наверняка в подпитии. На что я надеюсь? Ради чего позвонил ей? Сообщить приятную весть. Это я сейчас и проделаю, но сначала пофилософствую.

— У пирамид имеется один недостаток: под влиянием времени и потрясений они распадаются на песчинки, заживо погребая под собой своих хранителей, песчинка же такой участи не подвержена.

— Надеюсь, вы подадите несчастной хотя бы кусочек хлеба, если я выберусь из-под груды развалин.

— Я подумаю, — и резко сменив тон на официальный, как бы подчеркивая, что весь предыдущий разговор не следует воспринимать серьезно, сообщил: — Звоню вам вот по какому поводу: убийца пойман, и вы — в безопасности.

— А была ли угроза, капитан Шустин?

— А вы думаете, я играл с вами в знакомство?

— Такая мысль не покидала меня.

— И чтобы отшить соперников, держал возле вашей двери своих сотрудников.

— Не такая уж и большая жертва.

— Счастливого вам поиска претендентов.

— И вы больше никогда не позвоните? — Голос с грустинкой, но, скорее всего, наигранной.

— Я выполнял свой профессиональный долг.

— И мы больше никогда не встретимся…

— Я обязательно замечу вас, когда вы протянете руку за подаянием.

— Но это случится так не скоро.

— Ничего, я терпелив. И потому прощаюсь с вами.

Рука решительно положила трубку. Хватит засорять воображение. Оно еще пригодится мне для разгадывания криминальных ребусов. Работа, только работа и ничего кроме работы.

Девиз-заклинание, которым я подгонял себя, поддерживал меня лишь в течение дня. Но стоило только вечером дома после необременительного для желудка ужина холостяка опуститься в кресло и взять газету, как бес искушения вновь стая донимать, мешая сосредоточиться. Не прочитав ни строчки, я вступил в спор. Как ни странно, но оппонентом бесенек подослал ту, с которой я уже распрощался навсегда. Но вот не прошло и нескольких часов, а она вновь завладела моим сознанием, словно сидела напротив, положив ногу на ногу и дурашливо тараща большие глаза. И я, отложив газету, стал на полном серьезе доказывать ей, что счастье не в деньгах и не в их количестве. Ничто не вечно в этом мире. Лишь память нетленна. Память людей о добрых делах. И не так уж и важно, что осталось после тебя: дубовая аллейка, принаряженный в сруб родник, написанная книга или построенная на последние сбережения часовенка на месте разрушенной церкви, важно другое: ты оставил о себе на земле добрую память. Вот такой архаический спор с точки зрения нынешнего поколения вел я с блондинкой Мариной, возможно, сейчас безмятежно валяющейся в мягкой кровати и думающей о богатых женихах и праздной жизни.