Блондинка. Том I

Просто удивительно, как она научилась забыватьразные неприятные вещи. Не думать о них. Как, к примеру, не думала о менструации, пока у нее не «начиналось». А происходило это каждые несколько недель. Она знала, что это необходимо, даже полезно и хорошо; но всякий раз головная боль, озноб, тошнота и колики были признаком ее слабости и казались нереальными.Тетя Элси объяснила ей, почему это естественно и полезно и что каждая девушка и женщина вынуждены терпеть. Это называлось «проклятием», хотя сама Норма Джин никогда не называла так менструацию. Ибо она была от Бога, а все, что от него исходит, является благословением Божьим.

И само имя «Глэдис» было уже теперь словно и не именем, которое иногда она произносила вслух, а порой — про себя. Говоря о матери здесь (что, впрочем, делала она редко и только в присутствии тети Элси), Норма Джин произносила «моя мать» — самым спокойным и нейтральным тоном. Как говорят: «моя учительница английского», или «мой новый свитер», или «моя коленка». И не более того.

Однажды утром она проснется и обнаружит, что все воспоминания о «моей матери» прекратились, как через три-четыре дня таинственным и непостижимым образом прекращается вдруг менструация. Так же внезапно, как началась.

Я излечилась от этой отравы. Я снова счастлива. Так счастлива!

5

Норма Джин быласчастливой девушкой. Она всегда улыбалась.

А вот смех у нее был какой-то странный, не слишком музыкальный. Чересчур высокий, точно писк маленькой мышки (именно так, кстати, прозвали бедняжку Норму Джин в приюте), на которую нечаянно наступили.

Впрочем, не важно. Она все равно смеялась часто: потому, что была счастлива, потому, что в ее присутствии смеялись другие люди, вот и она тоже смеялась.

Ученицей она была средней.

Вообще девушкой во всех отношениях средней, не считая внешности, конечно.

Не считая того, что в лице ее иногда вдруг бегло проглядывало нечто такое напряженное, возбужденное, нервное и трепетное, подобное отблескам пламени.

Ее попробовали на роль ведущей группы поддержки [30]. Обычно в эту группу набирали самых хорошеньких и популярных в школе девушек со стройными фигурками и неплохими спортивными данными. И при подготовке Норме Джин пришлось изрядно попотеть в спортивном зале. Я даже не молилась, чтоб меня выбрали. Потому что знала: Бога нельзя переубедить там, где нет никакой перспективы.На протяжении нескольких недель репетировала она приветственные возгласы и знала каждый наизусть, училась маршировать, держа спину прямо и высоко поднимая колени. И знала, что получается у нее не хуже, чем у любой другой девушки из школы.

Однако по мере того, как близился час испытания, она все больше слабела, паниковала, и голос звучал как-то сдавленно, а потом вдруг она совсем потеряла голос. А в коленках все время ощущалась противная слабость, и она едва не лишилась чувств прямо в зале. Примерно сорок или пятьдесят девушек, собравшихся в тот день в этом зале, встретили ее выступление недоуменным молчанием. И капитан команды поддержки звонким голоском выкликнула:

— Спасибо, Норма Джин. Кто у нас следующий?

Она пробовала поступить в драмкружок. И выбрала для прослушивания отрывок из пьесы Торнтона Уайлдера «Наш городок». Бог ее знает, почему. Такой мрачный отрывок, просто переполненный отчаянием. Отрывок должен быть нормальным, даже более, чем просто нормальным, он должен отвечать требованиям.Но было в этой пьесе предвкушение чего-то чудесного, чего-то, что казалось ей безмерно прекрасным, и, играя в этой пьесе, Норма Джин будто обретала родной дом. Она становилась «Эмили», и ей хотелось, чтобы все называли ее этим именем. Она читала и перечитывала пьесу, и ей казалось, что она понимает ее; какая-то часть души действительно ее понимала. Позже она определит это примерно так: Я пыталась поместить себя в самый центр воображаемых обстоятельств, я существовала в самом центре воображаемой жизни, в мире воображаемых предметов, это и есть мое искупление.

Однако сейчас, стоя на абсолютно пустой освещенной сцене, моргая и щурясь, всматривалась она в первые ряды, где сидели ее судьи, и вдруг почувствовала, как ее охватила паника. И преподаватель из драмкружка выкрикнул:

— Следующий! Кто у нас следующий? Норма Джин?.. Начинайте!

Но она не могла начать. Держала тетрадку с ролью в дрожащей руке, слова расплывались перед глазами, горло перехватило. Строки, которые она столько раз твердила наизусть, смешались в голове, вихрем носились там, как обезумевшие мухи. И вот наконец она начала читать, торопливо, сдавленным голосом. Казалось, язык распух и не помещается во рту. Она заикалась, запиналась и в конце концов окончательно сбилась.