Вскоре появился Кэнди и начал прибираться в баре — ставил стаканы на поднос, проверял, что осталось в бутылках — не обращая на меня внимания. Во всяком случае, так мне казалось. Потом он сказал;
— Сеньор. Один хороший выпивка остался. Жалко его пропадать. — Он показал на бутылку.
— Вот ты и выпей.
— Gracias, senor, no me gusta. Un vaso cerveza, no mas.[13]
Стакан пива — мой предел.— Молодец.
— Хватит и одного алкаша в доме, — заметил он, не сводя с меня глаз. — Я говорю хорошо по-английски, нет?
— Конечно, замечательно.
— Но думаю по-испански. Иногда думаю про нож. Босс — парень что надо. Ему помощь не требуется, hombre.[14]
Я за ним присматриваю, понял?— Хорошо же ты присматриваешь, фраер.
— Hijo de la flauta,[15]
— процедил он сквозь зубы. Подхватил поднос со стаканами и вскинул его на плечо, поддерживая ладонью как заправский официант.Я подошел к двери и вышел на улицу, размышляя о том, почему выражение «сын флейты» превратилось в испанском языке в ругательство. Долго размышлять не стал. Слишком много других тем для размышлений. Беда семейства Уэйдов была не в пьянстве. За пьянством скрывалось что-то другое.
Попозже вечером, между половиной десятого и десятью, я набрал номер Уэйдов. После восьми гудков повесил трубку, но телефон тут же зазвонил. Это была Эйлин Уэйд.
— Только что кто-то звонил, — сказала она. — Почему-то решила, что это вы. Как раз собиралась в душ.
— Да, это я, но звонил просто так, миссис Уэйд. Когда я уходил, Роджер был какой-то странный. Наверно, я теперь за него как бы отвечаю.
— С ним все в порядке, — сказала она. — Крепко спит. По-моему, он все-таки разволновался из-за доктора Лоринга. Наверно, наболтал вам всяких глупостей.
— Сказал, что устал и хочет спать. На мой взгляд, это разумно.
— Если он больше ничего не сказал — тогда конечно. Что же, спокойной ночи, мистер Марло, и спасибо за звонок.
— Я не говорю, что он больше ничего не сказал. — Наступила пауза, затем:
— Нам всем иногда приходят в голову бредовые мысли. Не относитесь к Роджеру слишком всерьез, мистер Марло. В конце концов, у него богатое воображение. Это естественно. Не надо было ему начинать пить так скоро. Пожалуйста, постарайтесь обо всем забыть. Наверное, он вам к тому же и нагрубил.
— Нет, не нагрубил. Разговаривал вполне разумно. Ваш муж хорошо в себе разбирается. Это редкий дар. Некоторые люди всю жизнь изо всех сил утверждают собственное достоинство, которого у них и в помине нет. Спокойной ночи, миссис Уэйд.
Она повесила трубку, а я достал шахматную доску. Набил трубку, расставил фигуры, как на параде, проверил, чисто ли все выбриты, все ли пуговицы на месте и разыграл партию Горчакова-Менинкина. Семьдесят два хода, неудержимая сила атакует неподвижный объект, битва без оружия, война без крови, а все вместе — такая усердная и бесполезная трата умственных способностей, какую встретишь разве что в рекламных агентствах.
Глава 25
Неделя прошла спокойно, я занимался бизнесом, хотя заниматься было особенно нечем. Однажды утром позвонил Джордж Питерс из агентства Карне и рассказал, что он случайно проезжал по Ущелью Сепульведа и из чистого любопытства заглянул к доктору Верингеру. Однако доктора там уже не было. Там трудилось полдюжины землемеров, наносили участок на карту. Никто из них слыхом не слыхивал про доктора Верингера.
— У бедняги все оттяпали, — сообщил Питерс. — Я проверил. Ему дали тысчонку отступного, чтобы не возиться, а землю поделили на жилые участки, и кто-то заработает на этом миллиончик. Вот в чем разница между уголовщиной и бизнесом. Для бизнеса надо иметь капитал. Иногда мне кажется, что другой разницы нет.
— Замечание циничное и верное, — сказал я, — но на крупную уголовщину тоже требуются капиталы.
— А кто их предоставляет, дружище? Уж наверно, не те ребята, что грабят винные лавки. Пока. До встречи.
Уэйд позвонил мне в четверг, без десяти одиннадцать вечера. Язык у него еле ворочался, но я все-таки его узнал. В трубке слышалось тяжелое, отрывистое дыхание.
— Мне плохо, Марло. Совсем паршиво. Якоря не держат. Можете приехать побыстрей?
— Конечно, только дайте мне на минутку миссис Уэйд.
Он не отвечал. Раздался громкий треск, потом мертвое молчание, а немного спустя какое-то постукивание. Я что-то крикнул, ответа не было. Шло время. Наконец, щелчок — трубку положили — и длинный гудок.