Блондинка в Токио

Мартецкий: Было! Я тоже помню.

Ядвига: Эффектный такой костюмчик…

Мартецкий: Сильно обтягивающий!

Ядвига: С очень красивыми пуговицами. Вот, совсем как у Елены.

Профессор: И что вы себе вообразили?

Мартецкий: Я знаю, знаю! Ты очень злопамятный мальчуган. Небось, все эти полгода вынашивал идею, как прикончить Беату. Хотел отомстить.

Профессор: Чушь!

Мартецкий: Совсем не чушь! Ты действительно очень злопамятен. Помнишь, я тебе нечаянно чай пролил на клавиатуру? Так ты мне сзади незаметно штаны чикнул ножницами. И я полдня ходил позорился, сверкал волосатой ляжкой.

Ядвига: Не переживай, у тебя чудесная ляжка.

Профессор (вредно): Все вы — молодые, отвратительные придурки!

Ядвига: Нет, правда, Николай Андреевич! Из-за пуговиц вы превратились в натурального маньяка! Думаете, мы не знаем, зачем вы заняли у Беаты такую крупную сумму? Опять же, чтобы истратить на вашу коллекцию.

Профессор: Отстаньте, а? Я взрослый человек. И не обязан ни перед кем отчитываться.

Ядвига: Да вы весь коллектив затерроризировали! Страшно уже и в новом пальто прийти, если на нём вдруг оригинальные пуговицы.

Профессор (встрепенувшись): Ты купила новое пальто?

Ядвига: Вы как увидите какую-нибудь пуговицу, так у вас взгляд меняется. Даже Фредди Крюгер побоялся бы отказать вам. А Беата сглупила.

Мартецкий: Пять тысяч долларов долга… Плюс драгоценная пуговица…

Профессор: Ой, да отдал бы я эти деньги, отдал! Что вы привязались!

Мартецкий: Вот ты и попался, Николаша!

Профессор (ласково): Ядвигушка, девочка, так ты прикупила новое пальтишко? Наверное, такое лёгкое, весеннее, да? А кто производитель? Дизайнерское? Да, да? Я прав?

Ядвига ничего не ответила, только покачала головой. Повисла задумчивая пауза.

Я нервно оглянулась в поисках ножниц. Бог с ним, с итальянским костюмом, жизнь дороже.

31. Рейс 2579. Метод сократовской иронии

Лера продолжала работать. Она листала какие-то таблицы на экране ноутбука, завернувшись в плед и прихлёбывая кофе из чашки. А могла бы посмотреть фильм на мониторе, вмонтированном в спинку кресла, или послушать музыку, или поспать.

Труженица!

— Познакомилась, наконец, с профессором, — доложила я.

— Восхищена твоей коммуникабельностью, — буркнула Валерия и оторвала взгляд от экрана. — И что тебе не сидится? Носишься туда-сюда, как тушканчик. Неугомонная.

— Зато согрелась.

— И как тебе профессор Риенко?

— Мороз по коже. Какой он мизантроп! Да и вообще, думаю, у него не все дома.

— Что касается науки, он гений. У тебя глаза подозрительно блестят. Ленка, вы что, пили?

— Самую капельку, за знакомство. Скажи, а был ли у профессора мотив устранить Беату? Стервозная блондинка его ничем не обидела?

— Ты же только что общалась с народом. И тебе ни о чём не рассказали?

— Ой, да вы все такие скрытные! — соврала я, не моргнув глазом. Мне хотелось услышать версию Леры. — Так как? Беата ничем не обидела Николая Андреевича?

— Разве что денег дала. Пять тысяч долларов.

— Пять тысяч долларов! — притворно изумилась я. — Так он у неё занял?

Надо сказать, тут я использовала метод сократовской иронии. Он заключается в том, чтобы прикинуться полным валенком, предоставляя собеседнику право всё тебе разъяснить и разжевать, как малому ребёнку.

На эту уловку ведутся все без исключения: ведь так приятно почувствовать себя на голову выше собеседника, показать, насколько ты компетентен и осведомлён.

— Занял. Беата постоянно ему напоминала об этом. Но курс доллара в очередной раз прыгнул вверх, поэтому профессор всё никак не мог вернуть долг. Вся фирма была в курсе их сложных финансовых взаимоотношений.

— И чем же это не мотив?

— Тем, что слишком прозрачен. Во-первых. А во-вторых… Да, Николай Андреевич, конечно, безумно эксцентричен. Но не до такой степени, чтобы травить людей.

— Может, Беата ему ещё как-то насолила?

Лера пожала плечами.

— Ну, если только пуговицу для него пожалела.

— Вот! — воскликнула я. — Ты опять про какую-то пуговицу! Но ничего не объясняешь.

— Какая же ты настырная! Дело в том, что наш Николай Андреевич — страстный коллекционер пуговиц. И уже немножко сдвинулся на этой почве. Как сорока, тащит в гнездо всё яркое и необычное и аж дрожит от вожделения. А Беата ему отказала. Слёз, обид, слюней было море. Наш профессор ходил по всем кабинетам и жаловался на коварство блондинки. Но это было давно, где-то полгода назад. Согласись, пуговица — не повод для убийства. И Николай Андреевич слишком любит комфорт и атрибуты благополучной жизни, чтобы всем этим рисковать из-за мелкой обиды.

— Теперь понятно! — я картинно хлопнула себя ладонью по лбу. — Хорошо, что ты мне всё объяснила. Он и у меня просил. Даже вдруг показалось, что профессор сейчас вцепится зубами мне в грудь, чтобы отгрызть с костюма пуговицу.

— Да, Николай Андреевич вполне на такое способен.

— И после этого ты говоришь, что для него пуговица — не повод для убийства?

— Это всего лишь его пунктик.

— Это не пунктик, а психопатология. Лечиться надо.

— Да ерунда, не обращай внимания. Зато с ним не соскучишься. Знаешь, что мы подарили профессору на день рождения? Угадай!

— Пуговицу?