Блуд на крови. Книга первая

Вышла замуж и Елизавета (а как выяснилось из метрических документов — Эльза) Ульдрих. Ее муж работал продавцом ювелирного магазина Маршака, но попался на воровстве и был посажен в тюрьму. В отличие от Каролины Ивановны, Ульдрих, как и ее подруге Грюнберг, на суд явиться пришлось.

Дело слушалось в знакомом читателям этой книги зале Московского губернского суда — Митрофаньевском. Подсудимые обвинялись в покушении на убийство с целью ограбления и поджог с целью сокрытия следов преступления.

Чтобы лучше понять дух той эпохи, приведем газетную заметку судебного хроникера:

«Хотя доступ в зал заседания исключительно по пригласительным билетам, он забит до отказа. Личности девиц, пошедших на убийство, вызывают повышенный интерес. Публика в основном интеллигентная. Преобладают дамы, но много молодежи и студентов. Биржевиков и деловых людей тут нет. Они даже не понимают, как суд может тратить так много времени на разбирательство такого омерзительного дела. По мнению серьезных людей, следует поступить проще: хорошенько посечь этих психопаток, но соблюдая все же меру — уж очень они тщедушны, а затем этих инородцев отправить на их прибалтийскую родину, как негодный балласт».

Серьезные люди, однако, сохраняли уверенность, что этих выродков в юбках ждут долгие годы каторги. Но случилось так, что председатель суда А. Н. Разумовский в своем напутственном слове что-то неправильно объяснил присяжным заседателям, которые, естественно, не были искушенными в юридических тонкостях. (Подобное порой случалось. Вспомним классический пример: ошибку в приговоре толстовской Катерине Масловой. Не будучи виновной, она была лишена всех прав состояния и на 4 года сослана в каторжные работы.)

В результате сего недоразумения девицы оказались в лечебнице для психических больных — «вплоть до их полного выздоровления». Через полгода они были признаны здоровыми и покинули больничные стены.

Если читатель полагает, что похождения этой папы закончились, то он ошибается.

ЭПИЛОГ

Девицы поспешили убраться восвояси, проклиная Россию, где, по их мнению, грубая жизнь и суровые люди.

Минули годы, настал 1905-й — печальная дата в отечественной истории. Государство сотрясали демонстрации, забастовки и прочие безобразия, ставшие по меткому выражению В. И. Ленина «прологом великого Октября».

Почти незамеченной прошла небольшая газетная информация о том, что где-то в Лифляндии некие Ульдрих и Грюнберг заманили в лес свою 30-летнюю подругу. Здесь они пили вино и пели

песни. Затем накинули на лицо подруги тряпку, пропитанную хлороформом, и ударом камня по голове оглушили. Еще у живой, но находившейся в бесчувственном состоянии жертвы, они отрезали нос и выкололи глаза. (В те годы была распространена легенда, что глаза мертвеца запечатлевают своих убийц.) Подтащив женщину к болотцу, недалеко от которого случилось убийство, они утопили в нем несчастную.

После этого допили вино и навестили квартиру убитой. Здесь они объяснили, что их подруга срочно уехала в Петербург, а им оставила ключи от квартиры и просила выслать ей вещи.

Едва девицы с ковром, двумя одеялами и прочей мелочью укатили на коляске, как дворник по долгу службы сообщил полиции свои подозрения.

Будучи допрошены, подружки тут же во всем признались, причем валили вину друг на друга. Они охотно показали место, где утопили свою жертву. Медики нашли в легких убитой большое количество воды. Они сделали из этого заключение, что женщину бросили в болотце еще живой.

На суде Ульдрих и Грюнберг объяснили:

— Деньги, вырученные от продажи скарба лишенной жизни подруги, предназначались для организации борьбы с проклятым русским царизмом.

На этот раз суд отправил их в тюрьму — на 9 лет каждую.

После Октябрьского переворота вступили в партию большевиков и служили в ведомстве Комиссариата народного просвещения — инспекторами. Воспитывали, так сказать, коммунистическую мораль.

ФРУКТОВЫЙ НОЖ

ЗИНАИДЕ ЦЫБИНОЙ

Над Петербургом стояла ночь 5 апреля 1901 года В полицейском управлении несколько стражей порядка неспешно попивали чаек. Вдруг тяжеленная дубовая дверь медленно открылась. На пороге стоял молодой, прилично одетый человек. Он вежливо всем поклонился и подошел к дежурному:

— Господин офицер, дозвольте переговорить с вами наедине…