Блудница

Мария вышла замуж… Это означало… это означало, что Кристиан закончился. Он потратил всего себя. На свете существует неправда, утверждающая, что только в себе человек может находить силы жить. В себе, обращенному к Богу. Но Бог не услышал Кристиана, когда с очевидной внятностью, доступной для понимания даже дебилу, его жизнь осветилась светом такой любви, которая не может не быть на учете у Всевышнего. Значит, грядет испытание, которое Кристиану не по силам… потому что он закончился. Он ощущал свой край так остро и болезненно, словно эта зазубренная кромка уже вонзилась в плоть и он кровоточил и переставал быть…

Мария ушла из его жизни… Сказав напоследок, что их связь никогда не была и не будет ютиться под кровлей дома, она надорвала все ограничения, и над ними всегда было только небо… Но что он без нее?! Она давала ему силы оперировать самых тяжелых больных, и вопреки всему они выздоравливали и глядели на него благодарными, кричащими от бессилия слов глазами; она умела обращать красноречие его страсти в немоту, когда он возвращался к Тине, она подсказывала ему тысячи ухищрений для того, чтобы быть терпеливым, великодушным и милосердным к той, вина которой была лишь в ее болезни… Она дарила ему силы ждать и радоваться самому процессу ожидания как великому благу; она царила в его душе, и он, гордый и одухотворенный своим порабощением, казалось, мог все…

У Кристиана было ощущение, что он сидит так вечность, оглоушенный ее телефонным звонком. Она устала. Он видел, как смертельно она устала. И он, выправленный ею же до идиотической порядочности по отношению к Тине, признался, что никогда не посмеет оставить жену, бросить на пожирание коварной, подлой болезни. Мария тогда была бледней и молчаливей обычного. Она проживала мучительный разлад с собой, что-то решала, к чему-то готовилась… Она прятала от него глаза и невпопад громко смеялась…

Она позвонила ему постфактум. Два дня назад она стала женой другого человека. Сказала, что судьба свела их в поезде. У Кристиана в глазах наступила беспроглядная ночь, когда он услышал ее слова. Обморок был коротким, как обрыв пленки у виртуозного киномеханика. Его сердце не хотело верить, но оно привыкло верить ей безоговорочно. Если это уже состоялось, значит, она не хотела слышать от него никаких слов, значит, она хотела, чтобы он мужественно принял этот факт и ушел навсегда из ее жизни. Она права, как всегда. Что он мог ей предложить взамен? Ничего. Их редкие встречи, продолжавшиеся больше года, были тем безумием страсти и любви, о существовании которого Кристиан мог лишь догадываться. Их свидания, иногда долгие, иногда короткие, всегда были как выпадение из реальности, как настежь распахнутое окно в вечное — простое и неразрешимое одновременно. И куда теперь ему, Кристиану, с бессмертием этой любви?

Он не понимал, сколько прошло времени. Уничтоженный телефон не взывал к делам, к долгам, к обязанностям, вместе с ним вырубился и перестал существовать тот мир, который теперь придется осваивать заново — так далеко от него увела его Мария. За окнами темнело, и Кристиану казалось, что с ним сумерничает сама смерть.

Резкий звонок в дверь сорвал Кристиана с места, он запнулся о провод, неразличимый в темноте, и упал, сильно стукнувшись лицом об пол.

— Доктор МакКинли? — осведомился молодой человек и застыл на пороге. — Боже! У вас все лицо в крови. Что случилось?

— Что случилось? — повторил Кристиан, зажимая платком фонтанирующий кровью нос. — Что случилось, черт подери? Чего вам надо?

— Я… простите, меня послал доктор Сэмуэль. Ваша жена… А у вас не отвечает телефон уже сутки.

Только теперь Кристиан осознал, что этот парень — ассистент доктора Сэмуэля и, видимо, его лицо действительно залито кровью, если к нему этот Саймон обратился неуверенно: «Доктор МакКинли?»

— Что на сей раз понадобилось моей жене? — Кристиан запрокинул голову вверх, и его вопрос прозвучал обращенным скорее к небесам, нежели к растерянному ассистенту.

— Госпожа МакКинли хотела бы… вернее, они с доктором Сэмуэлем просили вас приехать в клинику.

— Ей стало хуже?

— Да нет, напротив… — парень хмыкнул, а Кристиан, оторвав взгляд от небесной выси, изумленно взглянул на него. Струйка крови незамедлительно образовала на белой рубашке Кристиана огромное пятно, и Саймон, побледнев, решительно перешагнул порог.

— Я должен уложить вас, мистер МакКинли, и сделать холодный компресс.

— Вы боитесь крови? Ишь побледнели-то как… — вернул Кристиан ассистенту ироничную ухмылку. — Врач не должен бояться вида крови. Или вы так тревожитесь за мою жизнь? А? Саймон? Не бойтесь, милейший. Я расквасил нос, споткнувшись о провод того самого чертового телефона, который заткнулся, оказывается, уже сутки назад. Надо же! Всего лишь сутки, а мне казалось… Ложусь, ложусь. В холодильнике найдете лед и помогите мне снять рубашку. И еще… Мой мобильный я забыл в машине. Если не возражаете, воспользуюсь вашим, если таковой имеется.