Блудное художество

И показал пальцами длину этого выдающегося гвоздя.

– Мундир? - переспросил Архаров. Только сейчас он заметил, что Клаварош стоит перед ним в простом черном кафтане.

– Да, ваша милость.

– Ты ночью был в мундире? - уточнил Архаров, точно помнивший, что приказывал всем одеться попроще.

– Да, ваша милость.

Архаров не мог бы объяснить полет своей мысли - а, точнее, совместный полет нескольких мыслей словно бы в обнимку. Но вывод, ими преподнесенный, был вполне земной и очень неприятный.

– Ступай, кликни там нашего дьячка.

И, когда Устин явился, Архаров уставился на него весьма свирепо. Взгляд же у него был таков, что молоденьким девицам впору без чувств на пол валиться.

– Петров, как ты догадался, что тот человек был Клаварош?

– Признал… - прошептал Устин.

– В лицо признал?

– Так он же в мундире был…

– А лица ты не разглядел? - уже сильно негодуя, продолжал Архаров. Негодовать тут, впрочем, следовало на самого себя. Он же с самого начала знал, что попорченное чтением книг зрение Устина ночью бесполезно. И признать Клавароша бывший дьячок мог только по ярким и несомненным признакам - росту, фигуре, ловкости движений и мундиру.

– Нет, ваша милость.

– То бишь, ты видел высокого человека в полицейском мундире? Прелестно! Пошел прочь с глаз моих…

Много всяких пакостей преподносили шуры и мазы московскому обер-полицмейстеру. Но вот архаровцами еще не рядились.

Коли они возьмут себе такую моду, в Москве вообще все кубарем пойдет, всякая сволочь начнет колобродить, а валить все станут на архаровцев…

Позвольте… Было же не так давно нечто весьма похожее! Но что, но что?…

Раздумья были подобны тому, как если бы кто шарил шестом в заросшем пруду, надеясь добыть со дна нечто ценное, а вытаскивал то старый башмак, то собачий труп.

Архаров мучительно вспоминал - и вспомнил-таки вспомнил брюхатую девку и как с хохотом выходили из шеренги полицейские. Что-то тут было не так, он еще тогда подумал - странно, что девка рыдает, но имени соблазнителя не называет. И тут же явилась в памяти смущенная рожа Клашки.

– Иванова ко мне! - приказал Архаров.

– Которого, ваша милость? - спросили в приоткрывшуюся дверь.

– Клашку.

Несколько минут спустя обер-полицмейстер уже имел перед собой сильно растерявшегося подчиненного.

– Девку помнишь? Подрядчикову дочь, что приходила на вас, дармоедов, просить?

– Помню, ваша милость…

– Кто ее обрюхатил?

– Не знаю, ваша милость.

– Врешь. Ну, чьих трудов дело?

– Не знаю, ваша милость.

– Врешь.

Клашка стоял перед обер-полицмейстером, повесив голову.

– В глаза гляди, скотина, - беззлобно приказал Архаров. - Ты потрудился?

– Христом-Богом - не я! - Клашка, выпалив это, перекрестился на Николая-угодника.

– Прелестно… А кто же?

Полицейский молчал.

– Слушай, Иванов, ты не девка, чтоб тебя уговаривать. Кто этой дуре брюхо набил - ты знаешь, да выдавать не желаешь. Говори добром - не то скажешь у Шварца в подвале.

– Не я, ваша милость!

– Знаю, что не ты. А кто?

Клашка уставился в пол.

– Ты ведь не из мортусов, - подумав, сказал Архаров. - Это их круговой порукой повязали. Чтобы все за одного были в ответе. Ты уже потом пришел. И коли ты полагаешь, будто сейчас совершаешь подвиг, так это вранье… Говори живо, что про это дело знаешь, не то… И Шварца не понадобится - прямо тут с тобой и разделаюсь. А кулак у меня тяжелый.

Клашка вздохнул и засопел так, что Архаров встревожился - не зарыдал бы этот вертопрах и не пришлось бы его холодной водицей отпаивать!

– Сгинь с глаз моих, - приказал он. - Подумай в коридоре четверть часа. Более я ждать не намерен.

– Ваша милость, это кто-то из наших, да только я сам не доберусь никак, кто именно! - воскликнул Клашка.

– Прелестно. Теперь докладывай вразумительно. Ты девку давно знаешь?

– Давно… соседями были, потом в чуму наш дом сожгли, я к крестному ушел…

– Далее, - приказал Архаров.

– Я к ней открыто приходил! Все видели, вся улица, - мы у калитки стояли! И дядька Трофим меня не гонял! А потом мне Ванюшка Портнов и говорит - ты, Клашка, говорит, с ней не водись, Фимка твоя с другим сговорилась и все там сладилось, а бегают на сеновал к дяде Фаддею. А было это уже осенью…

– А у тебя с ней?…

– Не было ничего, я жениться на ней, на дуре, хотел.

Клашка не врал, хотя менее опытный дознаватель, чем Архаров, вряд ли поверил бы ему. Летнее стояние у калитки, пряники и ленточки в подарок, вызывание свистом к забору известно чем кончаются. Опять же, и сеновал дяди Фаддея близко.

– Так. Значит, осенью ты понял, что девка твоя уже под ракитовым кустом повенчалась, дальше что было?

– Перестал туда ходить.

– Потом?

– Потом случайно узнал - что забрюхатела Фимка. И сказывали, от кого-то из наших.

– Ванюшка Портнов донес?

– Ваша милость, он того человека сам не видел, а соседки приметили - в полицейском мундире.

– Так, - Архаров кивнул, ощущая даже некоторое удовлетворение от того, что наконец все стало складываться. - С девкой не говорил?

– А что толку? Коли она уже порченая?…

– Дурак. Сейчас беги… где этот подрядчик квартирует?

– На Якиманке.