Блудное художество

– Хворь, когда брюхо служить не желает!

– Ну так то тебе будет по-русски несварение желудка. И отвяжись от меня, Христа ради…

Наконец-то слова государыни получили объяснение. Любопытство было удовлетворено. Легче от этого, понятное дело, Архарову не стало. Разве что Шварц недоуменно на него поглядел - в недрах полицейской конторы завелись безобразия, а обер-полицмейстер заморскими словечками балуется…

На пороге мертвецкой явился радостный Никишка.

– Ваша милость!…

– Пошел вон отсуда! - крикнул Архаров. Он не желал, чтобы парнишки на побегушках лазили в мертвецкую и таращились на голый трупы.

Никишка исчез.

Архаров, ничего не сказав Матвею, выбрался наверх.

– Ваша милость, волосья! - доложил Никишка. - Я их в бумажку собрал, вот они!

Бумажка была развернута.

– Ну, так я и думал. Остригли бабу, стало быть, в подвале, - сказал Архаров. - Молодец, хвалю.

– А я, ваша милость, еще пуговицу сыскал, там же, в грязи, была, ее в землю затоптали.

– Давай сюда.

Пуговица оказалась небольшая, перламутровая в золотом ободке. Может статься, от камзола.

Архаров задумался. Такие пуговицы были в моде, и потеряна она, возможно, была совсем недавно. Сдается, теми, кто закопал клад. Но ничего более о бывшем своем владельце пуговица не поведала.

Архаров пошел обратно в кабинет. Следовало строжайше допросить Демку Костемарова. Как ни крути, а смерть глупой бабы нужна была только архаровцами, которые, держась друг за дружку, все желали помочь Тимофею, вот ведь и сам обер-полицмейстер додумался, куда его спрятать от бестолковой жены…

Женщина никого на Москве не знала и родни не имела, коли устроилась ночевать прямо на улице, прижав к себе детишек. Единственный, кто ее узнал и оценил исходящую от нее опасность, - Демка.

Все складывалось разумно - Демка ночью побежал искать эту самую Федосью, как-то увел ее от детишек, завел в известное ему место, куда богобоязненный обыватель под пистолетным дулом не полезет, а шуры с мазы полезут, но в полицию доносить не побегут. И тут возникли два вопроса, один другого краше.

Первый - для чего Демка велел бабе переодеться в мужской армяк и штаны?

Второй - какого черта он отрезал мертвой бабе косы?

Из чего образовался и третий вопрос: зачем Демке понадобилось, чтобы покойницу приняли за мужчину?

– Костемарова ко мне, - сказал Архаров в коридоре, не слишком беспокоясь, кто его услышит. Командира должны слышать все и при любых обстоятельствах. И он направился было в кабинет, но вспомнил про Лопухина.

Преображенец околачивался в полицейской конторе, читал старые дела, беседовал с людьми, но сейчас он Архарову тут совершенно не был нужен. Следовало отыскать его и как-нибудь поделикатнее выпроводить.

Лопухин сыскался там, где его и оставили в обществе Абросимова, но к ним присоединились Тимофей Арсеньев и канцелярист Щербачов. Архаров отворил дверь и несколько удивился тому, что в его учреждении сослуживец так расхозяйничался, полицейских от дел отрывает ради своего любопытства.

Вернулась та самая тревога, которая смутила его, когда Лопухин изъявил желание из гвардии перебраться в полицию. Шварц умел разумно успокоить, но он ведь именно успокаивал, не более того, и не заглядывал при сем Лопухину в душу.

Архаров вошел в комнату, и Лопухин встал, всем видом изъявляя радость встречи.

Он был умен - сам понял, что засиделся в полицейской конторе.

– Верни эти папки в канцелярию. Что я пометил, скопируй, - велел он Щербачову и повернулся к Жеребцову. -О сем деле хотелось бы знать поболее. Завтра до обеда жди меня тут с остальными бумагами.

– Будет исполнено, ваша милость, - сказал Тимофей.

– И сыщите мне план того квартала, по описаниям разобрать, кто где был, невозможно.

– Будет исполнено, ваша милость, - отвечал Абросимов.

Архаров слушал и всем телом ощущал нарастание тревоги. Лопухин разговаривал с полицейскими кратко и тихо, так же тихо они отвечали ему. Да еще - сослуживец говорил чуть быстрее, чем привык распоряжаться подчиненными Архаров.

Стало быть, вот как он собирается командовать, когда окажется в столичной полиции.

Говорить быстро Архаров не умел. Он умел говорить внятно - чтобы всякий понял и двоякого толкования приказа избежал. В глубине души Архаров был уверен, что подчиненным, как и женщинам, все следует объяснять еще более дотошно, чем новобранцам на плацу.

Оказалось, понимают и быструю краткую речь - и это видно по наклону головы, по скорости, с которой переняли повадку преображенца.

Лишь раз в жизни Архаров не сумел справиться со своим беспокойством - когда выяснилось, что в Москву вернулся Каин. Беспокойство было законное - кому ж понравится, когда посягают на его место, на его влияние? Но до сих пор было стыдно перед самим собой за то, как бегал по комнате, не умея усмирить собственные ноги.