Блудные братья

Вернее, то, что вышло, когда кто-то из этих гениальных детишек смог сделать себе живую игрушку по образу и подобию прочитанного.

Но у него плохо получилось. И он выбросил игрушку.

— Тебе плохо? — спросил потрясенный Кратов. — Ты болеешь? Ты боишься, что скоро умрешь?

От жуткого создания исходила волна печальных собачьих эмоций.

— Иди, я тебя поглажу, — позвал Кратов. Монстр, застенчиво отводя башку, улегся возле его ног. — Ты думаешь, я смогу помочь тебе?

Ничего такого зверь не думал.

— И правильно. Я сейчас сам очень рассчитываю на помощь. Меня тяпнула какая-то тропическая гадина. Быть может, ядовитая, и уже тикает счетчик, отмеряя мой срок. Конечно, я буду сопротивляться, так что счетчику придется потикать подольше. И все-таки… Что ты тут делаешь?

Зверь не ответил. Просто со сдержанным любопытством вслушивался в интонации человеческого голоса.

— Ведь ты не один здесь?

Пес не понимал обращенных к нему слов. Он не успел научиться их понимать. Наверное, от него избавились прежде, чем он стал умным по обычным собачьим меркам.

— А девочку четырнадцати лет ты не встречал?

Никакой реакции.

— Ты хочешь, чтобы я подольше тебя гладил?

Пес на всякий случай покрутил обрубком хвоста.

По укушенной руке от жгута к локтю и ниже распространялся неприятный зуд. Пальцы набрякли горячей кровью. Голова слегка кружилась. На этом неприятные ощущения исчерпывались. Означало ли это, что они происходили от неведения и излишней мнительности?

Кратов похлопал пса по складчатой шее.

— Идем, познакомишь меня со своими друзьями. Только не прикидывайся, что у тебя нет никаких друзей…

Зверь и не думал прикидываться.

Он тяжело трусил чуть впереди, изредка оглядываясь и не отходя слишком далеко, чтобы Кратову удобнее было держать ладонь на его спине. Тому даже не было нужды нагибаться… Застойная вода тухлыми брызгами летела из-под тяжелых лап.

«Не надо… Мы не хотим… Пускай он уйдет…»

— Черта с два, — упрямо пробормотал Кратов.

* * *

Он сидел на полусгнившем бревне посреди крохотной полянки, скрытой от наблюдения с воздуха сросшимися древесными кронами. С трудом мигал свинцовыми веками, морщился от болезненных толчков где-то внутри черепа, напряженно пытался заставить свой мозг мыслить и оценивать происходящее. Это было почти невозможно. Он плохо наложил жгут. В Звездной Разведке его учили выживать в самых скверных местах и лечить себя всеми подручными средствами. Его учили усилием воли останавливать кровотечение и регулировать температуру тела. Он мог зарастить глубокий порез и вытолкнуть из-под кожи занозу. Разумеется, он мог накладывать шины, давящие повязки и грубые жгуты. Только не в том месте, где халтурно устроенный жгут попросту не удержится. Слишком широкие плечи, слишком много мышц. Досадное упущение… Ночное зрение отказывало вместе с естественным дневным, и оттого все виделось плоскими размазанными кляксами. Ничего так не хотелось, как свалиться с бревна, лечь рядом таким же бревном и тихо лежать, пока окончательно не выветрится сознание…

(На самой обочине которого теплилась вполне здравая мысль: поднести к лицу браслет и кликнуть на помощь. И всех распугать, и все необратимо испортить.)

А возле него ходили кругами, не отваживаясь приблизиться, не ведая, как с ним обойтись и чего от него ждать, страшные призраки. Обросшие ущербной плотью кошмары из горячечных снов. Чудовища, уроды.

Трехметроворостый, вдавленный в землю собственным весом, одышливо ковыляющий на бочкообразных коротких ногах опираясь на скрюченные пальцы обросших вздутыми мышцами рук старина Кинг-Конг. В отвислом его брюхе урчало, маленькие глазки недоверчиво посверкивали под нависшим козырьком лба.

Путающийся в собственных ногах, рахитично кривых и тонких, как тростинки, расплющенный бесформенным тяжелый наростом на спине Конек— горбунок. Под нелепой, словно бы напяленной задом наперед шкурой (шерсть начинала расти от хвоста к шее, заметно при этом редея, так что грива оказалась на холке, а не там, где ей полагалось быть) отчетливо проступали ребра.

Небольшой копытный зверь в густой затхлой шубе, с головой, навечно склоненной под гнетом непропорционально массивных и широко раскинутых рогов. Не то бычок-смоляной бочок, не то неудавшийся эскиз к бубосу.

Совершенно невиданное животное, опознать какое не представлялось возможным: не то обезьяна, не то медведь, только вполовину меньше ростом, со спиной песочно-желтого цвета и нежно-розовым брюхом. Передних лап то ли не было вовсе, то ли они были настолько малы, что прятались в нагрудной шерстке. В глазах-плошках застыло по-детски наивное выражение. К несоразмерно большой голове невпопад приделаны были гигантские круглые уши. Каждое размером с самое голову, они то расправлялись в тщетной попытке соблюсти изначальную эстетику замысла, то безвольно скручивались в трубочки.