«Блудный сын» и другие пьесы

К а э т а н а. Он мстит?

С у а н ц а. Да!

К а э т а н а. Изменникам?

С у а н ц а. Изменникам! Так он их называет.

К а э т а н а. Много людей повесили за время конкисты?

С у а н ц а. Очень много!

К а э т а н а. А сколько домов превратилось в пепел?

С у а н ц а. Никто не считал.

К а э т а н а. Эти люди были изменниками?

С у а н ц а. Это были индейцы и мародеры. Шла война.

К а э т а н а. Спасибо! А как называют тех людей, кем теперь стал Балтазар?

С у а н ц а. Разбойниками!

К а э т а н а. Они приносят вред?

С у а н ц а. Да!

К а э т а н а. Кто терпит при этом бо́льший ущерб: его бессмертная душа или испанское королевство?

С у а н ц а. Испанское королевство огромно.

К а э т а н а. А человеческая душа — нет?

С у а н ц а. Человеческая душа — бесконечно малая часть бесконечно огромной божьей истины.

К а э т а н а. И в каждой отдельной душе целая божья истина?

С у а н ц а. Разумеется… Разрешите, теперь я вас кое о чем спрошу?

К а э т а н а. Извольте!

С у а н ц а. Чего вы, собственно говоря, хотите, донья Каэтана?

К а э т а н а. Говорить о нем!

С у а н ц а. И во имя чего вы бередите раны?

К а э т а н а. Какие раны?

С у а н ц а. Ваши! Отцовские. И даже мои…

К а э т а н а. Во имя чего я это делаю?.. Во имя него!

С у а н ц а. Вам кажется, он достоин этой чести?

К а э т а н а. Я думала об этом… И решила, что достоин!

С у а н ц а. Объясните!

К а э т а н а. Он был тряпка, а не человек; а теперь он единственный среди нас, кто живет по законам чести. Какой бы она ни была.

С у а н ц а. Честь отдельного человека ничего не значит по сравнению с требованиями общества! Вокруг нас и рядом с нами рождается новый мир. Если мы хотим, чтобы он был католическим и испанским, он должен быть организован по единому замыслу. Тот, кто в одиночестве отправляется в девственный лес — дон Фелипе подтвердит мою аналогию на основании своего собственного опыта, — кто, повторяю, в одиночестве отправляется в девственный лес, какое-то время сможет прокладывать себе дорогу мечом, но в конце концов лесные заросли одолеют его и поглотят.

К а э т а н а. Следовательно, честь не всегда одинакова?

С у а н ц а. Нет!

Затянувшаяся пауза.

К а э т а н а. Он умрет в одиночестве?..

С у а н ц а. Никто не умирает в одиночестве, если призывает Господа!

К а э т а н а. Разрешите еще один вопрос? В Новом Свете этот дом обрекли на полную изоляцию. Вокруг пустота. Почему вы остались с нами?

С у а н ц а (усмехается). Знаете, у меня не так уж много сил… Вероятно, поэтому! Там, где тихо, там безопасно… Тем не менее…

Каэтана смотрит на Суанцу, широко открыв глаза. Ее сотрясает смех, она кивает: мол, теперь все ясно. Маргерита полна внимания, никакой враждебности.

Ф е л и п е (до сих пор неподвижно следивший за диалогом, взрывается; говорит торопливо, мрачно, сбивчиво, временами банально, наконец, с каким-то сомнамбулическим пафосом). Что плохого я тебе сделал, Каэтана? За что ты втаптываешь меня в грязь, сдираешь с меня кожу, унижаешь меня? Почему плюешь на меня?! Кто дал тебе право? Я принял тебя как дочь… Ты была почти девочка, когда приехала сюда: капризная, нежная девочка с длинными, густыми волосами… Я кормил тебя малиной со своей ладони… Рассказывал тебе об Испании, чтобы ты не забыла… Стоял возле твоей постели и слушал твое дыхание: не снится ли тебе что-нибудь дурное… Научил тебя соколиной охоте… Выбирал тебе коней… А ты отгоняла мух, когда я дремал… Своим именем я прикрывал ваши грехи… И твои тоже! Вы жили в изобилии, а из него рождается грех и выползает на свет божий, как черви из мяса… Думаешь, я не замечал? Ох, сколько я видел и сколько прикрыл!.. Так почему же сейчас ты вцепилась мне в самое сердце?! Прямо в сердце!.. В какой-то момент ты начала меня ненавидеть, но потом сказала, что я все-таки… что я прав… когда я вернулся… и поцеловала мне руку… тогда… Он ушел… И что же теперь? Куда все девалось?.. Я взял на себя заботы о твоем ребенке… Откуда такое безрассудство? Пьянство?.. Хочешь вина?.. Ты его получишь! Хочешь его? Но его нет! Его нет и не будет, мы закончили ту главу и поставили печать на прошлом! Его нет! И ты никого не дозовешься своими насмешками! Зачем ты причиняешь боль моему сердцу, девочка? Что я тебе сделал?

К а э т а н а (встает из-за стола, медленно идет к Фелипе, приседает в глубоком реверансе, ее неожиданная покорность исполнена глубокой издевки). Прости, дядя!

Ф е л и п е (с недоверием смотрит на нее). Новая уловка?..

К а э т а н а. Ох!

М а р г е р и т а. Ветер качает муху в паутине… (Слова прозвучали неожиданно.)