Блудный сын

Послеполуночный телефонный звонок священнику мог означать, что кто-то из его прихожан умер или умирал и требовалось совершить последние ритуалы или сказать несколько слов утешения близким. Но на этот раз отец Дюшен не сомневался, что звонит Виктор, и он не ошибся.

– Ты сделал то, о чем я тебя просил, Патрик?

– Да, сэр. Разумеется. После нашей встречи обегал весь город. Но никто из наших людей не видел того из нас, кто вел себя… странно.

– Правда? Ты можешь заверить меня, что среди Новой расы нет ренегата? Нет… вероотступника?

– Нет, сэр, в этом я заверить вас не могу. Но если такой и есть, он не выказывает внешних признаков психологического кризиса.

– Но он выказал, – холодно возразил Виктор.

– Сэр?

– Если ты включишь радио или утром посмотришь выпуск новостей по любому телеканалу, то узнаешь много интересного о нашем детективе Харкере, сотруднике отдела расследования убийств.

Отец Дюшен нервно облизал губы, сладкие от сахарной корочки орешков.

– Я понимаю. Он служил в полиции, не так ли? Вы… вы чувствуете, что я вас подвел?

– Нет, Патрик. Он – парень умный.

– В своих поисках… я старался ничего не упустить.

– Я уверен, ты сделал все, что мог.

«Тогда чем вызван этот звонок?» – хотел спросить отец Дюшен, но не решился.

Вместо этого, поскольку его создатель молчал, задал другой вопрос: «Вы хотите, чтобы я сделал что-нибудь еще?»

– На данный момент нет, – ответил Виктор. – Может быть, позже.

Отец Дюшен слизал с губ весь сахар, и в пересох-шем рту появился кислый привкус.

В поисках слов, которые могли бы восстановить в глазах создателя его подмоченную репутацию, он неожиданно для себя услышал свой голос:

– Да пребудет с вами Господь, – а поскольку ему ответило молчание, добавил: – Шутка, сэр.

– Неужто? – переспросил Виктор. – Как забавно.

– Вроде той, что вы сказали мне в церкви.

– Я помню. Спокойной ночи, Патрик.

– Спокойной ночи, сэр.

Священник положил трубку. Взял с блюда, стоявшего на разделочном столике, несколько жареных орешков в сахарной корочке, но рука его так сильно дрожала, что он выронил их, не успев донести до рта. Наклонился над столиком, вновь взял орешки, на этот раз отправил по назначению.

– Если тебе понадобится убежище, Патрик, к кому ты обратишься? – спросил Джонатан Харкер. Он сидел за кухонным столом. Перед ним стояли стакан для воды и бутылка вина.

Отец Дюшен ему не ответил. Его мысли занимало другое.

– Я ослушался его приказа. Я ему солгал. Как такое возможно?

– Возможно, такое невозможно, – ответил Харкер. – Во всяком случае, без чудовищных последствий.

– Нет, я думаю, все-таки возможно… мою программу переписали.

– Да? И как ее можно переписать, если ты более не в резервуаре сотворения и не подключен к информационному банку?

Отец Дюшен взглянул на потолок, на Небеса.

– Это же несерьезно. – Харкер глотнул церковного вина.

– Вера может изменить человека, – упорствовал отец Дюшен.

– Прежде всего, ты не человек. В том смысле, что не творение Божье. Настоящий священник назвал бы тебя ходячим богохульством.

И он говорил правду. Отец Дюшен ничего не мог противопоставить этому обвинению.

– А кроме того, – продолжил Харкер, – на самом-то деле нет у тебя никакой веры.

– В последнее время я начал… спрашивать себя, а может, и есть.

– Я – убийца, – напомнил ему Харкер. – Убил двоих из их числа и одного нашего. Бог одобрит твое решение предоставить мне убежище? Или в этом его мнение совпадет с мнением Виктора?

Харкер облек в слова ключевой момент моральной дилеммы отца Дюшена. Ответа у него опять не нашлось. Вот он и отправил в рот еще несколько орешков в сахарной корочке.

Глава 79

Эксперт снял заднюю стенку стенного шкафа, и за ней глазам детективов открылась лестница со старыми, деревянными, скрипящими ступеньками.

– В свое время на первом этаже был магазин, а трех верхних – офисы, – объяснял молодой эксперт, поднимаясь по лестнице первым. – А чердак использовался как склад для арендаторов. Когда здание реконструировали, приспособив его под квартиры, чердак забили. Харкер каким-то образом узнал о его существовании. И превратил в свою кунсткамеру.

С балки свисали две лампочки, заливавшие чердак тусклым желтым светом.

От лампочки к лампочке перелетали большие серые мотыльки. Их тени метались по половицам, дощатым стенам, стропилам.

Из мебели они увидели только стул и складной стол, который служил и рабочим, и письменным. Книги лежали как на столе, так и на полу.

На огромном самодельном экране, подсвеченном сзади, который занимал две трети северной стены, висели десятки рентгеновских снимков: лыбящиеся черепа, груди, тазовые части, позвоночники, конечности…

– Я думал, что, выйдя через заднюю стенку гардероба, мы попадем в волшебную страну Нарнию, – заметил Майкл, глядя на всю эту жуть. – Но, должно быть, свернули не туда.

В северо-западном углу стояло трехстворчатое зеркало в золоченой раме. На полу перед ним лежал белый коврик, какие стелют в ванной.

Под порхающими мотыльками Карсон прошла в другой конец чердака, где на южной стене поджидала еще одна выставка.