Блумсберийская красавица

Коварной Мери Вумбсъ дано было приказаніи приготовить комнату гостю и снести туда его дорожный мѣшокъ.

— Я упьюсь его кровью! заревѣлъ Долли, свирѣпо вращая глазами.

— Долли, сказалъ я:- если вы выкинете какое-нибудь сумасбродство, вы этимъ разутѣшите мистриссъ Икль. Послушайтесь меня, успокойтесь. Мы его выживемъ другамъ способомъ, болѣе для него унизительнымъ.

— Но они вмѣстѣ проведутъ вечеръ! вскрикнулъ жалобно Долли.

— Любезный другъ, чего вы безпокоитесь? Пусть проведутъ вечеръ вмѣстѣ. Ручаюсь вамъ, что мистриссъ Икль мало получитъ удовольствія, а чужеземецъ еще меньше.

Зная, что германскій народъ высоко цѣнитъ музыку, я устроилъ гостю мистриссъ Икль серенаду.

Я откомандировалъ моихъ вѣрныхъ Фреда и Дика съ приказомъ перевернуть весь Твикингемъ, но отъискать странствующихъ менестрелей.

Менестрели были обрѣтены и скоро подъ окнами мистриссъ Икль забарабанила такая музыка, при которой нѣжные разговоры немыслимы.

Менестрели были смышленые люди и желая заслужить благодарность; я много слыхалъ разные серенадъ, но ничего подобнаго отроду не поражало моего слуха.

Серенада продолжалась до одиннадцати часовъ.

Я долженъ признаться читателю, что, войдя въ свою спальню, оглушенный чужеземецъ былъ встрѣченъ дюжиною дикихъ, свирѣпыхъ кошекъ, которыя бросились ему подъ ноги и заставили его вскрикнуть на весь домъ «O, mein Gott!»

Я долженъ признаться, что на разсвѣтѣ онъ былъ пробужденъ дикими криками: горимъ! горимъ! и что это заставило его громче и жалобнѣе прежняго крикнуть: «О, mein Gott!»

Слуги передали мнѣ, что по утру германскій джентльменъ, съ негодованіемъ отказавшись отъ чаю, ринулся изъ дому, какъ ужаленный, взвалилъ свой дорожный мѣшокъ на первый встрѣтившійся кебъ и исчезъ въ облавѣ пыли.

— Ха! Ха! Вотъ такъ штука! хохоталъ Долли, давясь за завтракомъ каждымъ кускомъ отъ волненія и удовольствія. — Что скажетъ на это мистриссъ Икль?

Мистриссъ Икль прислала письмо своему недостойному супругу.

«Моя спальня. Полночь.»

«Мистеръ Икль, ваше недостойное тиранство достигло наконецъ такихъ размѣровъ, что я вынуждена искать убѣжища отъ вашихъ звѣрскихъ жестокостей. Оскорбленія обрушились на голову чужеземца — я разумѣю джентльмена, занимающаго высокое и доходное мѣсто въ службѣ принца Скратченберга — единственно за то, что онъ былъ мнѣ другомъ. Я когда-то мечтала о семейномъ счастіи, сэръ, но мечты эти разлетѣлись какъ сонъ, и я хочу искать защиты и утѣшенія въ объятіяхъ моихъ родителей, которыхъ я, неблагодарная идіотка, безумно покинула для…. Прощайте на вѣки, мистеръ Икль! Если вы можете быть счастливы, будьте счастливы, сэръ. Желаю, чтобъ совѣсть васъ не язвила своимъ жаломъ. Мои родители скоро будутъ.»

«Ваша оскорбленная жена»,

«Анастасія Икль».

Долли передалъ мнѣ письмо.

— Отллчно, любезный другъ! вскрикнулъ я, пробѣжавъ посланіе.

Долли сидѣлъ смирный и мрачный.

— Что съ вами? спросилъ я.

— Она говоритъ: «прощайте на вѣки!» Слово это страшно звучитъ, Джекъ! Она была очень жестока со мною, я не отрицаю, но все-таки, Джекъ, надо помнить, что она женщина и….

Такова, разумѣется, благодарность, которой долженъ ожидать человѣкъ, жертвующій своими научными занятіями, своимъ спокойствіемъ и кредитомъ, чтобы устроить супружескія дѣла пріятеля!

— Она женщина, отвѣчалъ я: — но нельзя сказать, что она женщина безхитростная и слабая.

Вздыхая и барабаня отъ волненія пальцами по столу, онъ проговорилъ:

— Но «на вѣки»! Это ужасно!й Это похоже на смерть!

— По моему, разстаться вамъ необходимо, сказалъ я:- а впрочемъ…

— Да! Да! прошепталъ Долли, поникая головой.

— Она ждетъ только, чтобы вы бросились къ ея ногамъ и поползали передъ ней на колѣняхъ, замѣтилъ я.

— Никогда! вскрикнулъ Долли, выпрямляясь и приходя въ воинственное расположеніе духа.

— Теперь все идетъ отлично, Долли. Не портите дѣла. Не мѣшайте дочери возвратиться подъ родительскій кровъ.

Красавица много изорвала бумаги, прежде чѣмъ написала прощальное письмо. Ей стоило неимовѣрныхъ усилій сдерживать свою страстную натуру, и обращаться въ «мерзкой букашкѣ» хотя язвительно, но прилично. Только мысль, что письмо это можетъ служить со временемъ документомъ въ рукахъ судьи, дала ей силу укротить пламенные порывы, не испещрить посланія «скотомъ», «глупышемъ», и т. д. и т. д., и не смѣшать Долли съ грязью.