Блумсберийская красавица

— Конечно, конечно! сколько я помню, Стаси сказала, что возьметъ кое-какія необходимыя вещи, и разумѣется, драгоцѣнности…

— Капиталъ тоже «необходимая вещь»? спросилъ Делли съ нескрываемымъ (нѣсколько трагическимъ) отвращеніемъ.

Мистриссъ Икль почувствовала силу сарказма.

— О, еслибы мнѣ позволено было возвратить вамъ назадъ этотъ капиталъ! вскрикнула она.

Это была, быть можетъ, самая чудовищная ложь, произнесенная въ XIX столѣтіи, но она и не запнулась

— Все это мнѣ очень тягостно, сказалъ чувствительный дантистъ.

— И мнѣ тоже! отвѣтилъ Долли, направляясь въ дверямъ.

Мистриссъ Иіль залилась слезами, восклицая:

— О! избавьте меня отъ дальнѣйшихъ оскорбленій! О! увезите меня изъ этого ненавистнаго дома!

Но дантистъ натощакъ выѣхалъ изъ Лондона, и былъ голоденъ.

— A завтракъ? сказалъ онъ убѣждающимъ тономъ. — Это бы не дурно, а? Что есть, Адольфусъ?

Долли не могъ не улыбнуться при этомъ шутовскомъ заключеніи Тинкингемской трагедіи.

— Право, не знаю, отвѣтилъ онъ. — Есть цыплята, или ветчина, или что-нибудь.

— Отлично! отлично!

Но Анастасія, которая привыкла завтракать поздно, возстала.

— Милая дитя мое, строго сказалъ дантистъ: — я прошу васъ быть благоразумнѣе: я прошу васъ, старайтесь владѣть своими чувствами!

— Наконецъ, все кончено, Джекъ! вскрикнулъ Долли, входя ко мнѣ и бросаясь въ кресло. — Но я не могу здѣсь оставаться! Я съума сойду! Не поѣхать ли мнѣ куда-нибудь? Покачу въ Парижъ!

ГЛАВА XVII Непріятель, тѣснимый со всѣхъ сторонъ, прибѣгаетъ къ добродѣтели и выигрываетъ сраженіе

Въ то время, какъ мистриссъ Икль садилась за обѣдъ въ Блумсбери-скверѣ, я съ Долли прощался у пристани.

Мой маленькій пріятель былъ очень тихъ, очень грустенъ, и осыпалъ меня благодарностями за оказанныя ему услуги; моя прекрасная непріятельница была злобно раздражена, и такъ теребила свою маленькую сестру, что къ концу вечера никто такъ горько не жалѣлъ о разводѣ, какъ эта злополучное дитя.

Анастасію волновала мысль, что теперь дѣлаетъ мистеръ Икль, и какъ онъ дерзаетъ дѣлать что-нибудь безъ нея, какъ смѣетъ не умереть, утративъ свое сокровище? Мистеръ Икль съ своей стороны былъ до того поглощенъ мыслями объ Анастасіи, что не чувствовалъ мученій морской болѣзни и очутился въ Парижѣ именно въ тотъ самый моментъ, когда пришелъ въ мудрому заключенію, что ему необходимо возвратиться домой и дать случай исправиться прелестнѣйшему творенію Господа.

Долли взялъ съ меня торжественное обѣщаніе часто писать, передавая ему самомалѣйшія подробности о прекрасной лэди. Онъ тоже не преминетъ отвѣчать и я всегда буду знать, куда адресовать ему телеграмму въ случаѣ, если красавица выкажетъ какой-нибудь признакъ раскаянія.

Твикенгемская вилла была заперта и поручена надзору полисмена. На третій день туда явилась Мери Вумбсъ съ ломовыми извощиками, требуя мебели мистриссъ Икль. Но полисмену было дано наставленіе предусмотрительными людьми ничего не отпускать, и Мери Вумбсъ уѣхала, оскорбивъ достойнаго блюстителя, порядка напоминаніемъ, что онъ не стоитъ жалованья, которое она, Мери, и нація, ему платятъ.

Письма Долли не отличались большой оригинальностью мыслей или замѣчательной изобразительностью. Онъ увѣрилъ меня, что груститъ и скучаетъ, и удивлялся, зачѣмъ живетъ на свѣтѣ, и къ этому, онъ временами прибавлялъ, для собственнаго утѣшенія, или желая забавить меня, что «Парижъ прекрасный городъ», или «французы рѣдко бреятся», или «французскія вина недурны, но даже національное предубѣжденіе не увлекало его за предѣлы этихъ общеизвѣстныхъ истинъ. Онъ спрашивалъ, конечно, что я слышалъ о ней, гдѣ встрѣтилъ ее, что она. Казалось, онъ начинаетъ мало-по-малу оправляться отъ удара; онъ сообщилъ мнѣ, что Марсельскій театръ прекрасное зданіе, изъ чего я заключилъ, что онъ присутствовалъ на представленіи, хотя и стыдился прямо признаться въ своемъ легкомысліи. Затѣмъ онъ увѣдомилъ меня, что «Швейцарія выше всякаго воображенія», что было очень мило съ его стороны, потому что изабавило меня отъ труда напрягать умъ, представляя ея невообразимыя красоты. Наконецъ онъ сообщилъ мнѣ свои мнѣнія насчетъ нѣмецкаго нарѣчія: «Посудите о моемъ удивленіи, — писалъ онъ — Когда я открылъ въ немъ столько словъ, похожихъ на англійскія!» Можно было заключать, что серьёзныя занятія и изученія мало-по-малу оказывали свое благодѣтельное дѣйствіе на истерзанное сердце странника, и онъ начиналъ успокоиваться.