Блумсберийская красавица

Эти слова принесли ей не очень большую пользу. Нехорошее слово «предатель» пробудило Долли отъ оцѣпененія и вызвало краску на его блѣдныя щеки. Онъ что-то насмѣшливо проворчалъ, провелъ рукой по волосамъ и сталъ твердо стоять на ногахъ.

Помоему, слово «негодяй» лучше чѣмъ «предатель», по крайней-мѣрѣ пріятнѣе, «мошенникъ» тоже лучше, а «плутъ» такъ это даже какъ-то добродушно. Особенно надо было слышатъ, съ какимъ выраженіемъ въ голосѣ она сказала «предатель».

— Теперь я готовъ повидаться съ ея родителями, вскричалъ Долли, быстро шагая по комнатѣ. — Вы правы, Джекъ, намъ необходимо разстаться. Дайте-ка мнѣ сигару, а то а надѣлаю глупостей.

— Вы говорите, какъ Траянъ, воскликнулъ я! (Когда я сильно взволнованъ, то обыкновенно прибѣгаю къ классикамъ);

Онъ взялъ сигару, и сжегъ полъгазеты, закуривая ее. Это значительно его облегчило и успокоило, тѣмъ болѣе, что онъ не только курилъ, но даже кусалъ ее и ѣлъ кусочки.

И такъ мы сидѣли и слушали съ напряженнымъ вниманіемъ. До насъ доносились сиплый голосъ Де-Када отца, который, казалось, увѣщевалъ мистриссъ Икль; до насъ долетали ея пронзительныя возраженія. Мамаша пока мало вмѣшивалась. Она, вѣроятно, ограничивала пока свои увѣщанья жестикуляціей, и дѣйствовала какъ ударъ смычка по разстроенной скрипкѣ.

Явился слуга съ вопросомъ: можетъ ли мистеръ Икль принять мистера де-Када?

Конечно, можетъ! Очень радъ его видѣть!

— Что кто за нелѣпая ссора, Адольфусъ, а? началъ старѣй Рафаэль. — Голубки поссорились? Полно, милый другъ! Будьте разсудительны, какъ слѣдуетъ мужчинѣ!

Но Адольфусъ не былъ разсудителенъ; онъ презрительно отставилъ нижнюю губу и взглянулъ на дантиста вызывающимъ взглядомъ.

— Конечно, ссора нелѣпая, отвѣчалъ онъ: — но она будетъ послѣдняя.

— Господѣ владыко! вскрикнулъ Рафаэль: — пара капризныхъ дѣтей толкуетъ о разводѣ! Да какъ вы только разъѣдетесь, вы обезумѣете съ тоски другъ по другѣ.

Долли швырнулъ сигару въ уголъ и вскочилъ съ мѣста.

— Поведеніе Анастасіи, начатъ онъ: — тамъ неизвинительно, такъ жестоко… я полагалъ, она помѣшалась… я больше не могу выносить… Моя любовь къ этой женщинѣ… я до сихъ поръ обожаю самую память о… Господи! на что она могла пожаловаться? Я дѣлалъ все, что… Неблагодарная женщина! она слишкомъ… Впрочемъ, теперь все кончено между нами… все… Мы должны разстаться!

Старый Рафаэль испугался дикаго вида Долли и проговорилъ:

— Я не думалъ, что это такъ серьёзно!

— Передайте, сдѣлайте одолженіе, моей женѣ, прибавилъ Долли, снова садясь на свое мѣсто, и исполняясь величественнаго спокойствія: — что она можетъ взять съ собою все, что ей угодно, изъ этого дома.

Старый Рафаэль, видя, что ничего не подѣлаешь, отправился къ дочкѣ. Мы скоро услыхали его сиплый голосъ сверху, и поняли, что онъ читаетъ наставленіе дорогому дѣтищу. Но Стаси прибѣгла въ слезамъ, мамаша стала за нея заступаться и Мери Вумбсъ принялась пронзительно охать и ахать.

Дантистъ сбѣжалъ снова съ лѣстницы, и, просунувъ голову въ дверь нашей комнаты, сказалъ:

— Икль, дружище, пожалуйста, войдите къ намъ на минутку.

Долли, какъ вдохновенный мученикъ, отправился на пытку.

Онъ засталъ мистриссъ Икль въ слезахъ; около нея лежала дорожная шляпка. Коварная Мери Вумбсъ царапала и терла свои воровскіе глаза угломъ передика, а мистриссъ де-Кадъ представляла собою олицетвореніе материнской свирѣпости.

Мистриссъ Икль приказала Мери Вумбсъ побѣжать скорѣе принести ей другой носовой платокъ, — этотъ былъ смоченъ слезами.

— Ну, мои дорогіе дѣти! началъ дантистъ торжественнымъ голосомъ: — я еще разъ прошу васъ, протяните другъ другу руки! Икль, обратился онъ къ Долли: — скажите, откровенно, на что вы жалуетесь? За что сердиты?

— Я не сердитъ, отвѣтилъ мягко Долли: — я только усталъ, и мнѣ надоѣли и опостылѣли дрязги.

— Лицемѣръ! обманщикъ! вскрикнула мистриссъ Икль. — Не вѣрьте ему, мамаша! Онъ теперь не смѣетъ меня оскорблять, онъ испугался, трусишка! Я говорю вамъ, моя жизнь въ опасности! Онъ замучилъ меня! Онъ уморилъ меня оскорбленіями!

— Я никогда не оскорблялъ, промолвилъ Долли.

— Не оскорбляли, мучили, убивали! Скотъ!

Долли спокойно закурилъ сигару.

— Если сотая доля того, что говоритъ моя дочь — справедливо, то я должна признаться, мистеръ Икль, ваше поведеніе недостойно, замѣтила мамаша де-Кадъ.

— Онъ ударилъ меня! крикнула Анастасія.

Долли всвочилъ.

— Это ложь! крикнулъ онъ.

— Это правда!

— Ложь!

— Правда! Правда! Правда!

Въ эту минуту явилась Мери Вумбсъ, и клятвенно подтвердила, что это «такая же святая истина, сэръ, какъ въ библіи, сэръ!»

— Вы видите, сэръ, сказалъ Долли: — что надежды на примиреніе быть не можетъ. Я позволяю мистриссъ Икль взть съ собою все, чта…

— Мамаша! закричала мистриссъ Икль: — какъ онъ смѣетъ это говорить! Я не возьму ничего, кромѣ самаго необходимаго, отъ этого низкаго человѣка!

Мамаша встревожилась и подумала, не сошла ли съума ея Стаси. Она сочла за нужное вмѣшаться въ эту борьбу взаимнаго великодушія.

— Мистеръ де-Кадъ, сказалъ Долли: — всѣ золотыя вещи и драгоцѣнности, дочь ваша можетъ тоже взять…

Старый Рафаэль отвѣчалъ съ безстыдной торопливостью: