Блуждающая звезда

— Вторыми… — задумчиво пробормотал Лоусон. Он открыл рот, желая прибавить еще что–то, но так ничего и не сказал. По чистому лбу его пролегла глубокая морщинка, в глазах появился лихорадочный блеск.

— Иди–ка лучше выспись! — советовал Be Наурд.

— Ты прав, Be, — сказал Лоусон и ушел в свою каюту.

Больше он не заводил подобных разговоров. Он стал непривычно расчетлив. По предложению Лоусона друзья высадились на В–14 и наковыряли целый контейнер превосходных алмазов. Это было опасное предприятие. Be едва не сожрала какая–то прыгающая тварь, а на обратном пути пришлось удирать от патрульных катеров Компании. Но все закончилось более чем благополучно. Продав свою добычу с немалой выгодой, приятели купили на Ельнере новый корабль. Теперь каждый из них имел по кораблю. Лоусон великодушно уступил Be свою старую посудину, подняв флаг на новом корвете. Они шли рядом и вновь через систему Скорпиона. Лоусон сказал, что у него есть неотложное дело на Шанарде. Be Наурд не стал задавать лишних вопросов. Он был счастлив, у него были деньги, ему все равно было, куда лететь.

Неладное Be заподозрил слишком поздно, когда они уже шли через хвост Скорпиона.

- Лоу, ты уверен, что знаешь, что делаешь? — спросил Be Наурд. Он увидел Черную дыру и вспомнил слова, сказанные когда–то Лоусоном.

— Вполне.

— Лоу, Шанарда находится на пятнадцать координат ниже по плоскости.

— Я знаю, Be. Ты извини меня… — Лоусон замолчал, и Be Наурд испугался.

— За что?

— Я ведь обманул тебя. — Ближайшая к Be желтая звезда ехидно подмигнула кошачьим зраком… — Меня не интересует эта чертова Шанарда. Я пришел сюда, чтобы войти в Черную дыру.

— Лоу, не надо, — попросил Be Наурд.

— Я должен. Если не я, то кто? Там что–то есть. Что–то такое, что сокрыто от нас. Я хочу узнать это.

— Там ничего нет! Опомнись, Лоу! Остановись, пока еще не поздно!

— Поздно, — отрезал Лоусон. — Ты глуп, Be, но ты мой друг. Ты получил все, о чем мечтал. Дай же и мне получить то, о чем мечтаю я.

Be заплакал. Лоусон рассмеялся.

— Я чувствую, это будет презанятно!

— Ты умрешь! — со слезами на глазах закричал Be.

— Ну и что? Разве смерть самое страшное? Разве тайна не стоит человеческой жизни? Разве не стоит отдать жизнь за то, чтобы проникнуть туда, откуда не вернулся никто и, быть может, куда никто и не отправлялся? Разве я не именую себя человеком, чтобы бояться какой–то дурацкой смерти?! Как много разве! — голос Лоусона был звонок, словно стеклянная капель. — Ну, я пошел, Be! Пока!

Be кричал, но Лоусон не отзывался. Лишь одна короткая фраза, небрежно выброшенная из ничто:

— А здесь и вправду занятно. Я…

И все.

Be понял, что Лоу Лоусон умер…

Лоусон еще не знал об этом. Ему вовсе не хотелось умирать. Ему хотелось знать. И желание познания было сильнее, чем нежелание смерти. Смерть таилась где–то рядом, в сплетении разноцветных спиралей. Лоусон не думал о ней. Он направлял свой корабль вперед, потому что когда–то, быть может, мгновение назад, а возможно, и в раннем детстве, он понял, что не может поступить иначе. Он был рожден, чтобы войти в Черную дыру. Черная дыра манила его, клейко опутывая разноцветным фейерверком переплетенных параллелей, и Лоусон уже не мог, да и не хотел противиться этому влечению. До отказа сдвинув рычаги управления, он задал двигателям полную мощность и нырнул в неизвестность.

Здесь все было не так. Этот мир не был похож на тот, к которому привык Лоусон. Этот мир не был похож на обычный, и даже на не совсем обычный. Это вообще не походило на мир.

Черная дыра всегда грезилась Лоусону воронкообразным переплетением сетки координат — так видели ее те, кто ею пугали. На деле все было гораздо проще и куда сложнее. Глаза мгновенно утратили всякое представление о форме и объеме. Мириады стремительно извивающихся спиралей, вовсе не похожих на распущенные пружины. Спирали были многоцветны и причудливы формой. Они походили то на изогнутую иглу, то вдруг разрастались в подобие шара, то принимали такие контуры, каким Лоусон даже не мог дать определение. Они завели бесконечный хоровод, заполонив собою все то, что было вне корабля; затем они пролезли внутрь и поглотили рубку, покрыв яркой паутиной приборную панель и переборки. С ними пришел звук, также слабо поддающийся привычным представлениям. Пение, мелодия, свист, шум, крик, плач, смех, рычание, стон, вопль… Вопль, похожий на ликующую песню. Этот звук пронизывал насквозь, он полз по артериям, проламывал мембраны клеток и растекался по вакуолям. Он мял, терзал, разрывал на части. Он нес боль и наслаждение, и горячее желание, чтоб все это продолжалось.

И вновь вились спирали. Они вели себя подобно звуку — они наступали, обращая плоть Лоусона в собственное естество. Они разрывали мышцы, дробили кости, заточенными патефонными пружинами строгали на мелкие клочки кожу.

Они терзали плоть, не трогая лишь одного — сознания. И настал миг, когда Лоусон ощутил, что его больше нет. Не было и корабля. Черная дыра поглотила их, подобно лучу солнца, выпивающему воду. И пришло странное чувство.

Чувство причастности.