Миллер нажимает кнопку проигрывателя и тут же отшатывается от него, понятия не имея, чего ожидать. Странные, жуткие звуки, крики и вопли вырываются из динамика, пробирая до глубины души. Им не хватает знания вьетнамского языка, чтобы разобрать речь, но иногда сквозь крики удается расслышать отдельные слова: «мертвецы… ад… дом…».
Реакция не заставляет себя ждать. Выстрелы симфонией раздаются над джунглями. Рядовые перебрасываются испуганными взглядами и несутся что есть мочи к базе. Далекие крики вьетконговских солдат перемешиваются с записанными на кассету голосами, и уже не отличить настоящие от ненастоящих.
Лейтенант Смит стоит перед палаткой и, увидев, как рядовые несутся в его направлении, заливается смехом, жестоким и грубым. Он вопросительно поднимает большой палец, и все еще перепуганные солдаты отвечают тем же жестом, пытаясь отдышаться.
– Молодцы, – произносит лейтенант. – Идите приведите себя в порядок. Вы оба паршиво выглядите.
Миллер и Джексон, набрав ведро воды, тщательно очищают грязь с ботинок, стрельба до сих пор звенит у них в ушах.
13
Май 1979 – Лагерь беженцев в местечке Соупли, Хэмпшир
В самолете Ань и Тханя тошнило. Миню удалось сдержать себя, но во время десятиминутной поездки до Соупли сосиски и яйца, которые им дали во время полета, оказались на брате, сестре и сиденье автомобиля. Софи, сотрудница, которая встречала их в аэропорту, попыталась успокоить Миня:
– Ничего страшного, честно. Вы бы видели семью, которая приехала на прошлой неделе. – Из ее слов они понимали далеко не все, хотя она и говорила медленно. К счастью, с ней был переводчик по имени Дуонг, в чьем вьетнамском проскальзывали английские интонации. Они встретили Ань и ее братьев с пледами, даже укутавшись в которые, дети все равно никак не могли согреться: не привыкли к холодному английскому климату. Пока Софи вела машину, Ань смотрела в окно: мимо проплывали зеленые поля, овцы и лошади, неподвижно стоящие в траве, – чужие пейзажи, которые теперь принадлежали ей. Сквозь вонь рвоты и машинного масла с полей до нее доносился запах удобрений, и при виде этих новых мест в ней зашевелилось какое-то теплое чувство.
По прибытии в лагерь им нужно было пройти через контрольно-пропускной пункт, который напомнил о войне. Из памяти не стерлось, как солдаты обеих сторон без всякого предупреждения маршировали через их деревню, чтобы соорудить подобные пункты досмотра. Планы военных оставались неизвестными, и напряжение нарастало в каждой семье. Сам городок Соупли выглядел жутко: ряды квадратных бараков жались друг к другу. Софи и Дуонг объяснили, что во время Второй мировой войны здесь располагалась база Королевских ВВС и только год назад правительство выделило это место для беженцев. Ань и братьев привели к их новому жилищу, бараку номер двадцать три, и он показался поразительно знакомым – те же трехъярусные койки и неровные белые стены. У Ань создалось впечатление, что все вернулось на круги своя.
– Я отвечаю за бараки с двадцатого по двадцать пятый, – объяснила Софи. – Если у вас возникнут какие-либо проблемы, пожалуйста, обращайтесь ко мне.
Внутри стояли небольшой стол и четыре деревянных стула, имелись умывальник, тарелки, стаканы и столовые приборы. Через дорогу находилась общая кухня, которой они могли пользоваться.
– Барак можете украшать, как захочется. Я принесу бумагу и карандаши, и вы сможете повесить несколько рисунков, – сказала Софи, оглядывая пустые стены. Первую ночь комната в их полном распоряжении, но уже завтра самолет доставит новых соседей по общежитию.
– Всего вас будет двенадцать человек, – пояснила Софи. – В основном взрослые, и один мальчик примерно твоего возраста. – Она обращалась к Тханю. – Его зовут Дук. Он приедет со своей бабушкой.
– Откуда они? – поинтересовался Тхань.
Ань уловила взволнованность в его непринужденном тоне. Брат пытался понять, станет ли этот мальчик другом или врагом.
– Из Южно-Центрального Вьетнама, как и вы, – ответила Софи. – Дук всего на год старше тебя.
Это немного успокоило Тханя.
– О, хорошо, – сказал он. – Может быть, у нас есть общие знакомые.
– Может быть, – ответила Софи отчасти с усмешкой, отчасти с сочувствием. – Может быть, и есть.