Блуждающие души

Первая ночь, когда они предоставлены самим себе. Первая, с тех пор как они покинули Вунгтхэм, первая, когда не придется терпеть чужой храп или чужие ночные кошмары. Их пугала тишина, из-за смены часовых поясов они долго не могли уснуть, полные энергии и на взводе, не знали, чем себя занять. Ань отправилась на кухню, чтобы приготовить печеные бобы, которые им дала Софи. Она вылила на сковороду немного масла и слегка поджарила бобы – как сделала бы с рисовой лапшой. В шлепанцах Ань торопливо шла по подсвеченной луной дороге под незнакомые звуки ночи: сверчки, странные птицы и разговоры из соседних бараков. Запах горелого последовал за ней в комнату, куда она принесла почерневшую сковороду, и принялась раскладывать ее содержимое по маленьким тарелкам. У них был белый хлеб, но она не догадалась поджарить его, поэтому он был мягким и таял во рту. Еда казалась безвкусной и слишком сладкой, с горьковатым привкусом горелого в каждой ложке. Морщась, братья пытались жевать и глотать пищу, делая это медленно, с показательными усилиями и чавканьем.

– На вкус… это отличается, – отметил Минь, осторожно откусывая от хлеба.

Ань решила считать это жалкое подобие ужина собственным провалом, неудавшейся попыткой приготовить что-нибудь британское, ее первое испытание на ассимиляцию.

Они остались сиротами. Еще несколько недель назад Ань не знала этого слова на английском. Теперь оно лежало на них клеймом, значилось во всех идентификационных файлах, которые Софи всегда носила с собой, этим словом шепотом перекидывались взрослые, под чью опеку они попали. Ань вспомнила напутственные слова матери: «Присмотри за братьями», – но понятия не имела, как вести себя, застряв между ролями старшей сестры и строгой, но любящей матери. Прежде всего Ань и сама все еще ощущала себя ребенком. В моменты уединения, когда ее не засыпáли вопросами, она приходила в ужас от осознания колоссальности той роли, которую ей приходилось играть. Она словно тонула, заблудившись в океане неизвестности. Ей хотелось совета и поддержки, хотелось сбежать и начать новую жизнь, вдалеке от своих братьев, от своего прошлого, от обязанностей и ограничений.

Прежде чем доесть свою порцию, Ань спросила братьев, сыты ли они. Мальчики, как ей показалось, излучали доброту и невинность, поднося ко рту ложки с размякшей фасолью. Ей стало ясно, что она никогда не перестанет пытаться оберегать их.

Уже за полночь Ань велела Тханю и Миню готовиться ко сну, и они повиновались без возражений, их глаза уже слипались. Они вместе склонились над крошечной угловой раковиной, фарфор которой потрескался, а слив слегка засорился. Они почистили зубы и умылись холодной водой, после чего влезли в пижамы из коробки с пожертвованиями, которую им дала Софи, – штаны и футболки с нашитыми на них героями незнакомых мультфильмов, коричневой собакой и розовым леопардом, – и забрались под одеяла. Спальных мест хватало на каждого, но Тхань и Минь все равно ютились на одном, а Ань заняла койку повыше, поднявшись по лестнице и проскользнув туда после того, как выключила свет. Всю ночь до нее доносилось негромкое дыхание Тханя и Миня – доказательство того, что они живы и окутаны спокойствием.

14 Дао

Я потерял всякое представление о времени и пространстве. Поначалу мне было трудно, не получалось управлять своим новым телом, или, точнее, его отсутствием. Я прыгал слишком высоко и оказывался в совершенно другом месте. Я чихал, и наступала ночь.

Но теперь, думаю, у меня получается. Мама объяснила, что нужно сосредоточить свои мысли на месте и времени, потому что намерение важнее действия.

Сначала было весело. Вот я витаю в пустом пространстве вместе с другими призраками, но стоит сосредоточиться на Вунгтхэме – и я там, а еще через мгновение, стоило только пожелать, я в Англии со своими старшими братьями и сестрой.

Мне хочется их о многом расспросить. Хочется узнать, какая на вкус колбаса в самолете. Хочется узнать, чувствуют ли они, когда я парю рядом с ними. Хочется узнать, помнят ли они, как я поймал в реке рыбу, по размеру больше моей руки. И почему они не плачут о нас чаще.

Я думал, что духи могут читать чужие мысли, но в каждой голове их так много – сплошная путаница и беспорядок. Это напоминает просмотр телевизора с плохим сигналом, рябящим экраном и шипящими голосами, обрывки фильма.

Их смех колет мое сердце кинжалом, и мы все больше отдаляемся друг от друга. Вернувшись, я рассказал обо всем маме, и она рассердилась: «Неужели ты хочешь, чтобы твои братья и сестра были несчастливы?» Мне стало стыдно за свою ревность и эгоизм. Май и Вэн смеялись над тем, что меня отчитали, поэтому я вернулся в свою комнату в Вунгтхэм. Но я не мог сидеть на своем футоне, не мог прятаться в углу комнаты, прижав, как раньше, колени к груди.

Да, сначала это было весело. Но вскоре я понял, что быть духом одиноко и утомительно.