Молодой Миньский с головой ушел в подпольную деятельность. Вскоре он стал командиром отряда самообороны всего повята. Все чаще в просторной, заросшей лиственницами усадьбе Миньских в Вальковой Гурке начали появляться одетые по-городскому молодые парни. Уединялись, спорили, выезжали на боевые операции, проводили учения. Старик Миньский не попрекал сына. Он думал, что тот борется за Польшу. По правде говоря, его удивляло, что эта борьба часто выливалась в пустую болтовню, в пьянку до упаду и стрельбу в воздух, но он ведь знал жизнь и мог понять грехи молодости. Валькова Гурка, расположенная вдали от основных дорог, скрывала подпольную деятельность сына от глаз немцев, которые редко наведывались в эти края. Не послушал Рейтар отцовского предсмертного наказа заняться хозяйством — голова у него была забита тогда совсем другим. Поэтому после смерти отца, хотя он и остался единственным наследником самого крупного в округе хозяйства (несовершеннолетняя сестра была не в счет), занимался им еще меньше, чем раньше.
Война заканчивалась. Армия Крайова готовилась к осуществлению плана «Буря». Перед подпоручником Рейтаром была поставлена задача захватить Ляск и провозгласить там власть, которая должна подчиняться Лондону. Заботы по хозяйству легли на плечи матери.
За короткий период между отступлением немцев и приходом Советской Армии в Ляске установилась власть, которая признавала лондонское эмигрантское правительство. Подпоручник Рейтар, возглавлявший отряд самообороны, успел даже создать повятовый полицейский участок. Но эта власть продержалась всего несколько дней. Первый советский военный комендант Ляска, не очень-то разбиравшийся в местных делах, относился к ней даже терпимо. Но, когда из Белостока приехали представители Польского комитета национального освобождения и привезли с собой воззвания и полномочия, все встало на свои места.
Под покровом ночи Рейтар увел верных ему людей в лес и оказался по другую сторону баррикад с новой, народной властью. Не прошло и нескольких месяцев, как сверкающий клинок сабли подпоручника Рейтара обагрился кровью. Первого секретаря повятового комитета ППР в Ляске местного каменщика Грабского Рейтар зарубил собственноручно натренированным, косым ударом сабли. С тех пор его домом стал лес. А тот, родной, окруженный лиственницами, с каждым днем приходил в упадок. Зарастали сорной травой поля, ушли от Миньских батраки, не получавшие оплаты за труд, а скот и лошадей пришлось продать, чтобы заплатить налоги и сдать обязательные поставки. На огромной, богатой в прошлом усадьбе в одиночку хлопотала старая, немощная мать. Сестра Лидка бросила все и уехала к родне в Варшаву.
Рейтар время от времени наведывался домой. Но эти визиты становились все более опасными, а потому редкими. Если в первые годы после освобождения, когда окрестности Вальковой Гурки почти полностью контролировались подпольем, Рейтар мог спокойно, даже всем отрядом, нагрянуть домой, то теперь едва он появлялся в этих местах, как Валькова Гурка сразу же блокировалась органами госбезопасности. Один раз он едва не попал в засаду, хитроумно устроенную Элиашевичем. В другой раз ему пришлось вступить в перестрелку с армейскими подразделениями и органами госбезопасности неподалеку от собственного дома. Из-за него у матери не было ни минуты покоя. Часто, причем в любое время суток, в дом Миньских могли нагрянуть с обыском. Взбешенный этим, Рейтар предпринимал попытки защитить свое родное гнездо. Дикими налетами жег, разорял дотла окрестные милицейские посты, устраивал в отместку засады на Элиашевича и его людей, но со временем вынужден был от этого отказаться — у тех было больше сил. Он пришел к выводу, что, чем дальше будет держаться от дома, тем скорее мать оставят в покое. Эта тактика оказалась верной, поскольку в последнее время, как ему доносили, Элиашевич и его люди все реже заглядывали в Валькову Гурку.
Впервые после войны Рейтар и Элиашевич встретились в июне сорок пятого года в Чешанце. Рейтар, переодетый в штатское, вместе со своей охраной приехал в городок, чтобы побродить по ярмарке, поговорить с людьми, а при случае и приглядеть для своего эскадрона несколько хороших лошадей. Элиашевич же возвращался через Чешанец домой.