Блуждающие огни

Его далекий боевой путь шел от поселка Ленино до самого Берлина. Часто писал матери письма, но еще не видел ее. Случилось так, что прослужил всю войну в первом пехотном полку, и вместе с полком сразу же по возвращении с фронта был переброшен в район Белостока, почти что в родные края — в Бельский повят. Вскоре их должны были демобилизовать: ведь война-то закончилась. А пока поручник Элиашевич командовал ротой автоматчиков. Получив несколько дней отпуска, он решил наконец навестить мать. На чем был мундир из плотной хлопчатобумажной ткани, кирзовые сапоги, в руках — холщовый вещевой мешок, а в нем — всякая трофейная мелочь, матери в подарок. Крутился около крестьянских подвод, высматривая знакомых. Задержался, чтобы посмотреть живописную сценку покупки коня. Торг породистого, в яблоках, красавца жеребца, как видно, подходил к успешному завершению, так как продавец и покупатель ударили уже по рукам. Покупателем был не кто иной, как Влодек Миньский, которого Элиашевич видел последний раз в тридцать восьмом году, когда тот уезжал в военное училище. Подождав, пока Миньский рассчитался с мужиком, поручник подошел к нему сзади и хлопнул по плечу. Тот отскочил в сторону, но, сразу же узнав Элиашевича, рассмеялся и ударил картузом о землю.

— Ах, чтоб тебя черти взяли, Татарин. Откуда ты здесь взялся, басурман?

— Пора, мой дорогой, возвращаться домой.

— Да, самое время.

Они тепло обнялись. Купленного коня Миньский передал одному из своих сопровождающих, которого Элиашевич принял за батрака. Не успел и глазом моргнуть, как Миньский затащил его в частный кабак. Уселись за стол. Тут же появилась литровая бутыль самогону, круг домашней колбасы и миска соленых огурцов. Миньский наполнил стаканы.

— За твое здоровье, Томек!

— За твое, Влодек!

— За встречу.

Выпили. Элиашевич закусил огурцом. Миньский понюхал хлебную корку. От крепкого зелья на мгновение перехватило дыхание, мысли путались. Они молча глядели друг на друга. Миньский снова наполнил стаканы.

— Ну, будь здоров!

— Будь!

— За то, что мы остались живы.

— За это стоит выпить.

Затем Миньский спросил:

— Ты что, у Берлинга служишь?

— Как видишь. А ты как живешь?

— По-разному.

— Хозяйством занимаешься? Я видел, хорошего коня купил.

— Да, ничего. А с хозяйством по-всякому бывает. А ты чем думаешь заняться?

— Не знаю. Пока еще служу, а когда демобилизуют, посмотрим.

— Вернешься сюда?

— Скорее всего, да. Мать зовет. А как твои домочадцы?

— Отец умер два года назад… А мать пока держится.

— О Кейстуте что-нибудь слышал?

— Он на Западе, у Андерса. Вот уж кому повезло! Забот не знает, живет себе припеваючи.

— Ты так думаешь? Разные ведь слухи ходят.

— Большевистская пропаганда! Послушай, Татарин, а ты ведь, кажется, был на Востоке, да?

— Был. А что?

— Да просто я немного удивлен,, что тебя там уму-разуму не научили. На твоем месте я бы давно на них рукой махнул.

Лицо Миньского вдруг стало неприятным и злым. Дрожащей рукой он наполнил стаканы. Элиашевич чувствовал, как самогон ударяет ему в голову. Миньский с мрачным выражением лица поднял стакан. Элиашевич попытался возразить:

— Может, хватит? Чертовски жарко.

— Ты что, после стольких лет разлуки не выпьешь со школьным товарищем? Кто знает, может, такой случай нам больше уже и не представится. Будь здоров!

— Будь! Послушай, Влодек, я не люблю, когда несут всякую чепуху, вроде той, которую ты только что сказал. Не люблю, понимаешь? Что ты можешь знать об этом?

— Да ладно. Задурили тебе голову, вот и все. — Миньский на какое-то время замолчал, снова наполняя стаканы. — Послушай, Томек. Ведь, в конце концов, мы с тобой приятели, если не сказать больше. Поговорим серьезно. Будь здоров!

— Будь здоров! Что же, можем и поговорить.

— Тогда слушай внимательно. У меня есть к тебе предложение: вступай в наши ряды.

— Что значит «в наши ряды»? Что ты имеешь в виду?

— А что слышал. Вступай в наши ряды, в настоящее Войско Польское. Ты знаешь, какая у нас сила? Наши люди везде, даже здесь, в этом кабаке. В лесах находятся целые бригады, с орудиями, пулеметами. Многие из ваших служат нам верой и правдой. Не будь наивным. Вот увидишь, как только Запад выступит, от большевиков только пух и перья полетят. Подумай, старина, что у тебя с ними общего? Махни на все рукой и уходи с нами в лес. Я за тебя поручусь, тебе все простят, получишь приличную должность. Ну, за твое здоровье!

Элиашевич вмиг протрезвел. Только теперь он понял, с кем имеет дело. Но не подал виду. Ни один мускул не дрогнул на его смуглом лице. Осмотрелся вокруг. Где до этого были его глаза?! За каждым столиком сидело по четыре парня в полувоенной форме, которые внимательно следили за Миньским и ждали только его сигнала. Ну и попал же он в переплет! Элиашевич поднял стакан и чокнулся с Миньским. Несколько капель зеленоватой жидкости пролилось на скатерть.

— За твое здоровье!

Миньский не отступал:

— Ну так что, старина, договорились?

— Подожди немного, ты всегда порешь горячку, а тут без пол-литра не разберешься.

— Таким уж уродился. Пойми, Томек, я к тебе со всей душой, потому что не желаю тебе зла.