Блуждание по ЯВИ

– Играйте, играйте, д-р Вернон. Пусть будет больше музыки. Разве можно любить презирающего? Когда нас презирают, разве можно любить? – Она опять засмеялась. Потом поднесла руку ко рту, закашлялась и выбежала из гостиной.

Я сожалела, что задала этот вопрос. Ко мне подошел доктор Николя, т. е. Савва.

– Ей можно чем-нибудь помочь, – спросила я.

– Боюсь, что нет. – И после паузы. – Продлить, да. Но при ее образе жизни? Мне кажется, она нарочно убивает себя.

– И ничего нельзя сделать?

– Я мог бы ее спасти, вылечить от болезни. Но она сама не хочет. И вообще, кто я для нее? Плебей, слуга, но она хочет забыть свое бедное плебейское прошлое.

– Ты влюблен?

– Да. Я хочу остаться.

– Но ей это не поможет.

– Я знаю. По крайней мере, я честен перед самим собой.

– Кому нужна ваша честность, д-р Николя? Не нарушайте хотя бы иллюзий.

– Я сожалею.

– Я знаю. Эта женщина хранит тайну. Все пытались ее разгадать. Она же хотела любви, ничего больше.

– Мне надо уходить. Вы с нами? Вы проводите нас?

Когда мы с Николя садились в экипаж, нас уже приветствовал Троумель.

– Когда вы прибыли Гюстав Эйфель еще не родился, а теперь башня уже стоит, – сказал он, хитро улыбаясь.

– Быть может, это фантом? – Спросила я с недоверием.

– Быть может. Хотя сомневаюсь. А теперь отправимся на Марсово поле и проверим.

Мы ехали по ночному Парижу. Слышен был только цокот копыт нашего экипажа.

Когда мы подъехали, сверкал огнями силуэт Эйфелевой башни.

– Встаньте под арку. – Распорядился Троумель.

– Савва, решайся. – Я умоляюще посмотрела на него. – Сейчас этот фантом исчезнет, тебе придется ждать 45 лет до 1889 года. Ты будешь уже старик.

– Пусть. Я врач, работа найдется. Буду работать в больнице для бедных.

– Савва – она тоже фантом, – я говорила о Мари.

– Она настоящая. И я остаюсь.

– Савва, если ты придешь сюда, встань в арку между лучами, ровно в полночь.

– Да. Прощайте.

– Прощайте, д-р Николя.

Троумель втащил меня за руки в арку, как раз между двух лучей. Произошла вспышка. И башня начала таять в воздухе.

Дворец науки

Я очутилась на краю какого-то котлована под башню или от башни. Посмотрев туда, мне стало очень не по себе (отползла от края как можно дальше).

Вместо роскошного парижского платья на мне был рабочий комбинезон, волосы стянуты косынкой. Стряхнув пыль, осторожно встала. Губы, правда, были накрашены ярко красной помадой. Видно, по моде. Или осталось от парижской гостиной. Не знаю. Разглядывала я себя в круглое маленькое зеркальце, потом спрятала его обратно в кармашек.

Еще раз отряхнувшись, встала, огляделась. Какая-то стройка вокруг.

Вдали виднелась река, тянулись какие-то бараки. А какой, интересно, теперь год?

Наверное, пролетела на 100 лет вперед, не меньше, – думала я. Однако, надо как-то выбираться. Да и браслет все еще был на руке, в случае чего.

– Скромнее надо быть, девушка. – Услышала я за своей спиной довольно приятный низкий голос. Ко мне подходил мужчина средних лет в рабочей робе.

– Давайте, я помогу вам подняться, – он поддерживал меня за локоть, пока я выбиралась наверх из котлована. Потом он достал платок из комбинезона и начал стирать пыль с лица и помаду с губ.

– А кто вы такой? – ответила я вызовом.

– Я – инженер Валентов. – Он посмотрел на меня поверх очков.

– А вы, кто такая?

– Я – Мелания Брискина.

– Наверное, только что приехали. – Инженер поднялся, спрятал платок в карман. – Вы что же, окончили школу рабочей молодежи?

– Почти.

– Что значит, почти? – Он тоже стал отряхивать брюки от пыли. – Вы поняли, что попали на стройку века?

– Поняла. Я хочу работать верхолазом, монтажницей.

– Не много ли сразу. – Опять этот быстрый взгляд. – Давайте лучше для начала разнорабочей.

– А что это такое?

– Кирпичи будете укладывать в подъемник.

– Ну, ладно, что ж, можно и кирпичи. – Да, не все ли равно, подумала я, поправляя косынку.

– Давайте я вам записку напишу к бригадиру, товарищу Барде. – Пока он писал, я разглядывала его. Где я все-таки могла его видеть? Сиреневые глаза, черные волосы.

– Вот, возьмите, – сказал инженер, сложив записку и отдавая мне в руки.

– Спасибо.

Валентов быстро надвинул козырек кепки и зашагал прочь вверх от котлована.

– «Куда же мне идти, – к неказистым баракам или вниз к реке? – подумала я. «Так хотелось искупаться, смыть с себя эту пыль».

Между тем я увидела, как на крыльях летучей мыши летит в мою сторону со свистом Троумель. Вот уж кого меньше всего хотелось сейчас видеть. Так это его. И зачем я только ввязалась в это предприятие?

– «Ну, почему, почему мы несвободны? Загнаны в эти рамки собственного «я»? А отступление невозможно или даже карается внутренним законом?»

Знала ли моя бабка, что уготовано ей, окончившей курсы психологии и, дежуря по ночам в госпитале сестрой милосердия, могла ли она что-то изменить?

Подлетев, Троумель складывал свои крылья летучей мыши, принявшие снова форму черного плаща, и поправил цилиндр на голове.

– Нельзя ли как-нибудь без этих ваших, штучек, г-н Троумель?

– Никак нельзя. Вы знаете, г-жа Мелания, с кем вы только что говорили?

– Ну, с товарищем Валентовым, а что?

– А вы знаете, что он ваш будущий отец?