BMW Маяковский

За этим занятием их застали курьер и пицца, пришедшие параллельно, курьер пожал ей и ее колбаскам и томатам руку, вручил ее четырем писателям и ушел, хромая на голову, душу и руки. Пицца покончила с собой, улеглась на столе, от нее отрезала по кусочку на каждого Тэффи и предложила тем самым есть плоть великого Данте.

– Правильно, чем читать это все, проще перекусить и узнать не меньше ничуть, – захрустел корочкой Блок.

– Так что же, – сказал, делая то же, Маяковский, – огонек сигареты – земля – или дымок ее – небо? Конечно, надо добраться до того, кто курильщик.

– Пьем? – удивилась Тэффи. – Нет, хохочем языками – губами, танцуем ими, разгружаем вагоны, учимся в школе, учим в институте, но не пьем. Ни за что.

– Ясное дело, – нахохлился Блок, – мы идем к первоисточнику всего, распивая тут кровь Христа. Бог сдавал кровь в поликлинике, отсюда и родился Христос. Человек из пробирки. Из безымянного пальца Христос. Все люди Иисусы сейчас. И потому у нового Бога будет имя по типу Сергей, Александр, Владимир.

– Или Надежда, – рассмеялась Тэффи.

– Конечно, – посмотрел на нее Александр, будто бы осушил ее взглядом, сдал эту бутылку, позволил ей наполниться снова вином и приобрел ее заново, указав тем самым самый банальный путь к бессмертию, которое может летать в виде мошки или спуститься, прибыть НЛО.

Владимир устроил на стуле борьбу на руках с Сергеем, застыл с ним на пять минут, в результате чего захват сорвался и обе руки рванули вниз, где победили вершину, которою были. Маяковский сказал, успокоив все страсти, включая свои, вспыхнувшие в армспорте:

– Раньше аристократия и буржуазия попадала на тот свет и жила в нем. Я про телевидение и избранных: актеров, ведущих, политиков. Интернет – это Великая октябрьская социалистическая революция, или Восстание масс, говоря иначе, когда бессмертен почти любой. Просто вопрос в формате и в статусе того, кто не умер.

Тэффи внимательно выслушала его, пока остальные пили, и отчетливо и громко произнесла:

– Хватит мудрствования хоть на минуту. Хотя бы на час, черт возьми. Давайте попроще!

Она подняла всех троих, включила сиртаки, прошлась кругом с ними и села писать миниатюру пальцем, смоченным в вине, на губах любимых мужчин.

– Что я сейчас написала?

– Что любишь меня, – ответствовал Блок.

– Ты забыл частицу «не»!

– Ну и пусть.

Быстро ей это надоело, потому Тэффи переоделась в горничную в мини-юбке и сетчатых колготках и заставила три сердца стучать так, будто они – молотки, а тела – гробы, не иначе. Ее же сердце отправилось гулять по венам и капиллярам, артериям и нашло себе место в конце мизинца. Но ненадолго, после того, как Маяковский и Блок облобызали ей ягодицы, а Есенин сделал такие фото, пошли в ванную, наполнили ее и запустили кораблик, сделанный из бумаги.

– Вот так и мы на поверхности земли. Просто надо перестать быть бумажным корабликом на земле, а стать бумажным самолетиком на воде.

Тэффи разделась полностью, легла в ванную, набрала в рот вина и стала поить им по очереди поэтов, наклонявшихся к ней. Иногда они целовали ей груди, напоминающие два автобуса, откуда выходят люди, но садятся гораздо больше.

– Ведь час пик, – рассмеялась она и запустила пальцы в волосы Сергея, похожие на рожь, которую убирает комбайн – гребенка.

Так прошла пара часов, после которых они вырубились в комнате, кто где, и проснулись там же, но слетав на другую планету при этом, но все вместе, а потому никто не заметил того, продолжив спать и заниматься сексом одновременно.

11

Когда к твоему виску приставляют пистолет, а ты думаешь, что это палец, то в случае выстрела ты становишься рукой фрезеровщика без одного пальца – пули и продолжаешь работу, чтобы однажды обрести утерянное в виде станка, который и стал твоим пальцем по имени Бог. А Тэффи проснулась утром, пока спали мужчины, написала рассказ за час, отредактировала его и отправила месседж подруге о том, что хочет прочесть его. Та сотрудничала с баром «Серебряные», предложила на завтра читку, в два часа дня, «почему бы и нет?» – «да – да» – «пойду приготовлю завтрак» – «а я к мужчинам своим» – «еще бы, мои проснулись» – «мои, я думаю, тоже». Тэффи вышла из чата, выкурила треть сигареты, как фалангу пальца, две трети забычковала, сварила кофе и отнесла его в комнату, где троица и спала и нет. В междуцарствии Блок, Маяковский и Есенин парили над полом, но не достигали потолка, они дремали вовсю, они были здесь и там, и в Самаре и в Москве, и в Кувейте и в России, и на Марсе и на Земле – такое бывает, просто надо вовремя это понять и сделать шаг не сюда, а туда, чего пока что никто не сделал, кроме пбв. А это практически боги, ежели не они. В итоге Владимир пил кофе с солеными грибами, Есенин целовал мочку Тэффи, Блок смотрел телевизор, где рассказывали про него и читали его стихи. Тэффи тоже потягивала кофе и при этом свободной рукой искала и будоражила на Маяковском то, откуда появился весь мир.

– О богиня Астарта! – воскликнул Есенин и испытал то же, что и поэты, пишущие последнюю строку.