BMW Маяковский

– Вы видели фильм «Берегись автомобиля»? Все видели. Я теперь скажу вам, о чем он. Человек – это машина, как говорил Ламетри. Деточкин ворует мужчин для своей возлюбленной Любушки. Чтобы их вместе с ним было в сексе трое. И его никто не находит, пока угнанных машин три. Ведь и себя самого надо украсть, иначе не станешь человеком – чеком. Чеки он и хранит от продажи машин и носит с собой. Все неприятности начинаются на четвертой. Четыре машины нельзя. Четыре мужчины с женщиной – грех. И за это следует наказание. Пять лет тюрьмы за пятерых в постели.

– А женщина что, не человек? – кто-то крикнул из зала.

– Женщина – Бог женского пола, – не смутилась Марина.

Есенин выслушал это, похлопал, как и все, и сказал:

– Страх физического, а не психического рода. И он коренится в сердце. Сделав главным мозг, мы забудем про страх.

А Марина продолжила:

– Вот есть фильмы «Бумер». В первой части четверо парней, двое гибнут. Это тупик. В продолжении убивают третьего героя. Оставшийся хочет счастья с женщиной. И уходит в мир иной. Это тоже тупик. Героине предстоит искать счастье иное.

Блок кивнул на эти слова, да так, что Марина заметила и покраснела, как солнце, и произнес:

– Вся злость людей оттого, что они не наверху. Всем надо подниматься наверх. Злы на вершине только трое: Смерть, Гитлер и Сталин – по убывающей – и их филиалы.

Тэффи положила руку ему на ладонь и подарила ей тем самым ночь любви, что почувствовали и увидели Маяковский и Есенин и нисколько не приревновали. Тэффи продолжила блоковскую мысль:

– И все трое – половые органы Бога, отсеченные от него. Зевс же оскопил своего отца. Вот так. А тело Бога – мужик, самый обычный мужик, смесь свиньи и медведя. Голова только человека. Армянина или грузина. Вот мы и приходим к знаменитой и гениальной серии «Южного парка».

– «Челмедведосвин», все понятно, – улыбнулся Маяковский, не стесняясь своих зубов. – Бог состоит из нескольких человек, не связанных друг с другом. Ведь в Армении и Грузии находят кости огромных людей. Это знак. Бог – гигантское тело, разорванное на несколько обыкновенных тел. Потому нам так страшно глядеть на расчлененных людей. Мы боимся тем самым Бога.

–Особенно одного его полового органа – Смерти, Ахматовой, – расплакалась этими словами Тэффи и добавила: – Старухи – процентщицы, той.

Блок отмахнулся левой рукой от правой, пристающей к ней, и посмотрел на Тэффи:

– Тут такое Цветаева говорит. А я про «Двенадцать стульев» скажу. Там то же самое. Отец Федор больше гоняется за Остапом и Кисой по внутреннему наказу жены, чтобы дополнить ими ее постель. Но слесарь Полесов удачнее в этом. Он добавляет к себе Великого комбинатора и его компаньона и ведет их к Елене Станиславовне. Именно потому на них в гостинице нападает священник, оставшись с женой один.

Тэффи и остальные выслушали его и повернули головы к Цветаевой, которая говорила:

– Шизофрения – хороший и плохой полицейский. Вот человек в жизни порядочный, а в интернете он – сволочь, а его вторая половина – наоборот. И возникает тем самым крест, на котором они хотят распять Христа, и распяли бы, если бы не сами на нем с двух сторон.

Подошли после вечера к Марине, купили книжку стихов ее под названием «Рифма – она оргазм», сфотографировались с ней и пошли на улицу, разворачивающуюся в голове и высовывающуюся, как язык, наружу. Улица не имела ничего против такого, говоря колесами авто:

– Приятно прогуляться по мне.

И они шли, сбивая глазами звезды и надевая их, как очки.

8

Ходили по ночной Москве, похожей на треснутую бутылку вина «Саперави», пили через эту трещину и не ранили губ. Тэффи держала за руки Блока и Есенина и говорила Маяковскому, идущему впереди:

– Владимир, ты не ревнуй, потому что я – это ты, это гомосексуальная троица идет!

Владимир оборачивался и шутил:

– Ничего подобного, ты – это ты, а вот Александр и Сергей – я, рассеченный молнией.

– Надвое? – удивлялась Тэффи.

– Натрое – и тебя.

Встали за столиком у киоска, взяв себе кофе. Владимир все оплатил, его взяла за руку Тэффи, посмотрела ему пристально в глаза и поцеловала его взасос, подарив полглоточка кофе.

– Вкусный? – спросила она.

– Лучше только чай, продающийся на Сатурне, – не растерялся он.

Тэффи промолчала, отвела за киоск Блока и устроила тем самым среди оставшихся тишину. Владимир и Сергей переглянулись, их взгляд говорил: целуются они там или гораздо больше. Вскоре цветущая Тэффи и сумрачный Блок воротились.

– Ну и как ваш секс? – вопросил Есенин.

– Замечательно! – расцвела еще больше Тэффи. – А вообще мы беседовали и вызвали такси, чтобы вместе поехать в сауну.

– Вдвоем? – скривил губы Есенин.

– Да! – выпалила Тэффи. – Вчетвером.

Продолжили потягивать кофейные напитки (такси все не ехало), кидали в рот орешки, арахис в соусе карри, который купил Блок, пришедший в себя и ушедший из целого мира, чтобы разобраться в себе, собрав все свои силы. Небо стремительно выкатывало бочки звезд и поило вином. Все пьяными проходили мимо, смеясь над шутками Ленина, Сталина и Хрущева, разлитыми в воздухе. Тэффи привставала на цыпочки и смотрела вдаль: