BMW Маяковский

– Другие будут ревновать.

– Нет, – произнесли в один голос Блок и Есенин.

– Если обнимать, то втроем, – нашелся Владимир.

– Тогда не надо. Дай свой пиджак. А моя любовь будет согревать тебя.

– Бери, но в кармане пиджака стучит мое сердце.

– Я аккуратно выну его и помещу в свою правую часть грудной клетки.

– Тогда два сердца поцелуются в ней, – усмехнулся Владимир.

– И от этого поцелуя родится Господь, – отметил Есенин.

Владимир дал свой пиджак Тэффи и докурил ее сигарету, горящую ярче, чем солнце. В сто тысяч раз.

2

Утром, проснувшись на двух кроватях у Тэффи, одной двуспальной, где провели ночь Блок, Маяковский и Есенин, и на второй, маленькой, почти детской, на которой отдохнула Тэффи, пошли на кухню пить чай и есть торт, нашедшийся в холодильнике. Тэффи присела на одно колено Блоку, причинила неудобство ему и переместилась в объятия Маяковского. Потянулась, как кошечка, и сказала:

– Очень часто первый есть тот, кто пользуется борьбой второго и третьего. Почти всегда они сильные. Самые.

– И первый болеет шизофренией, которая его расколовшийся мозг на него самого и второго. Потому все внимание на третьего. На бронзу. На Землю, – улыбнулся Есенин.

– Конечно, – выдохнул Маяковский, – вот пришла мысль в голову. Стих – это человек или робот, поэма – общество, организация. А рассказ?

– Автомобиль легковой, повесть – грузовик, – продолжил линию сравнений Есенин.

– Роман – поезд. Пьеса в стихах – вертолет, в прозе – самолет. Все понятно, – взяла кусок торта Тэффи.

– А что же тогда космический корабль? – удивился Есенин.

– Очевидно, – посмотрел на него Блок, – философия. Она была просто кораблем, потом стала пароходом, после полетела в космос.

– И на каком произведении отправился туда Гагарин? – испугалась Тэффи и поцеловала в щеку Есенина.

– «Антихрист. Проклятие христианству». Очевидно весьма, – закурил и выдохнул полвселенной Блок.

Тэффи собрала посуду, вымыла ее несколькими движениями целующихся лебедей – пары рук и включила песни Синатры, причем в каждой голове из четверки, да так, что музыка отсутствовала снаружи.

– Хорошие композиции, – отметили через десять минут Блок и Есенин.

– Отменные, – согласилась Тэффи. – Вы не ревнуете меня? Может, мне пригласить пару подруг?

Все трое мужчин переглянулись, все поняли по глазам, и Блок как старший сказал:

– Есть небольшая ревность в виде недобитого динозавра. Но ничего страшного. Мы должны, просто обязаны ее одолеть. Не надо подруг.

– Никогда? – уронила в бессилии руки Тэффи.

– Никогда, – обратно поднял ей их Блок. – Когда все наваливается на тебя, значит ты стал практически солнцем. Львом, который должен бороться. Сражаться, шутя. Потому что только в игре проявляется максимально сила. Игра – расслабиться при падении и не подучить ни царапины. Реальность – напрячься и разбиться. Не нужно нисколько, конечно. Зачем?

– Само собой, игра больше реальности, поскольку реальность вполне допустимо, что есть игра на компьютере юного геймера, – молвила Тэффи, – и он отвлекся и ушел на обед, – рассмеялась она.

– Нет, – отрезал Маяковский, – он умер. «Бог умер», умер «Игрок». И это прекрасно. Это значит, что мы можем сами стать игроками. Богами. Об этом русская революция. Вот только вместо Ленина пришел Сталин – Бог животного мира. Не человеческого. Не писательского.

– Сумасшедший – тот, кто осознал подобное дело, в ком зародилось сознание, и он попытался выйти из игры. В прямом смысле слова, – добавил Есенин.

– Конечно, потому никакая смерть не страшна, – сунул руку в карман Маяковский и достал пачку сигарет размером с дым одной из нее. – В игре много жизней. Мы формируем ее.

– А я так думаю, – сменил тему Есенин, – если отрубить голову мужчине, то потечет кровь. В случае с женщиной – молоко. Корова – это и мужчина, и женщина. В одном лице пара их. Вот и говорят, кровь с молоком, имея в виду союз мужчины и женщины.

Разошлись, договорились в три часа дня встретиться на Гоголевском бульваре, Маяковский пошел к себе, по дороге купил бутылку пива и пил его в пути, глотая так, как танк идет в гору или комбайн косит хлеб, без разницы это, Владимир слышал голоса прохожих, они были такие:

– Дочка, тебе рано умирать, вырастешь, станешь мамой – умрешь. Люди умирают лет в тридцать. А потом? Дальше себе живут.

– Вахтанг, дай свою жизнь до получки, с процентами верну, обещаю. Ну что ты, Вахтанг, не жмись.

– Юля, я люблю тебя, смени пол и стань моим мужем.

– Вася, купи мне эту машину, набитую людьми. Купи мне их всех.