Понемногу раны Экка начинают затягиваться. И между тем чувства, которыми он проникается к ней, соединяют их накрепко, точно две части одной кости.
Боб тем временем думал и думал об океанах, пока мозги его не ошалевали, а голову не бросало в жар, от которого она начинала кружиться. Остановить дождь ему удалось, город понемногу возвращается к нормальной жизни. Но как быть с китами? Киты – это уж чересчур. Он пытался, действительно пытался справиться с ними, пока не довел себя почти до исступления. Мир поплыл перед его глазами, и Боб ничего уже не сознавал, кроме того, что в голове у него царит кавардак.
Мистер Б не понимает, похоже, как тяжело ему делать что-то своими руками – ему, когда-то создавшему из ничего целый мир. Ведь он так давно уже не давал себе труда что-то в этом мире поправить. И, по всему судя, забыл, как это делается.
Сгорбленный, жалкий, он засыпает, и ему снится Люси – прекрасная, нежная Люси, которая манит его к себе раскинутыми руками и губами невыразимой мягкости. Ах, Люси, Люси! Но тут ужасное виденье резко пробуждает его.
Он появляется у дома Люси трепещущим, смятенным и присаживается, чтобы успокоиться, на ближайший оконный выступ. Тяжело дышит, ворошит грязными пальцами свалявшиеся волосы. Глаза его красны от недосыпа, одежда изодрана. Пугать Люси ему не хочется, однако и с внешним видом своим он ничего поделать не может. Последние несколько дней были ужасны.
– Люси! – кричит он и ударяет в окно. – Люси, это я!
Однако ставни остаются закрытыми, запертыми, а отвечает ему не Люси.
– Уходите, или я позвоню в полицию, и вас посадят, – звучащий за дверью голос матери Люси подрагивает от гнева. – Мы добьемся того, чтобы с вас… шкуру спустили!
Шкуру? Боб озадаченно хмурится. Где же вы найдете в ваш век приличного живодера?
– Уходи, – голос Люси приглушен, однако боль ее проходит сквозь дерево и стекло и впивается в его сердце. – Прошу тебя, уходи. И никогда, никогда не возвращайся.
Он слышит звук, похожий на рыдание, а следом другой голос с ненужным энтузиазмом отзванивает:
– Вы подлее последнего подлеца!
Следует приглушенный ответ:
– Спасибо, мама. Думаю, я и сама справлюсь.
Она думает о юноше, которого, как ей казалось, любила. Ему плохо. Он нуждается в помощи. Но в ее ли? Нет, не в ее.
– У как же наш коттедж у моря? – кричит он сквозь дверь. И сразу же с болью вспоминает, что никакого коттеджа у моря нет. Ну, тут его винить особенно не за что, в последнее время жизнь предъявляла ему слишком большие требования. – Люси! Люси, милая, любовь моя, прошу тебя, прошу, открой дверь.
– Уходите, чудовище! – снова другой голос.
Голос резко прерывается, шум за дверью начинает напоминать ссору. Затем тишина. Ему легко представить, как мать Люси шипит:
И внезапно Боб устает вести себя по-человечески и просто материализуется внутри квартиры. Люси визжит. Нет, ну все идет не так, как ему хочется. Люси с матерью, съежившись, бегут от него. Он слышит, как щелкает замок на двери ванной комнаты, – можно подумать, что от замка будет какой-то прок.
«Их страх раздражает его. Ему хочется закричать: Это же я. Я, Боб!»
Он слышит звучание страха Люси, слышит, как она давится воздухом, и понимает – все, что твердили ему мистер Б и мать, все правда.
– Люси, – шепчет он в прорезь между дверью и косяком ванной. – Я думал, что мы можем быть счастливы.
Слезы душат его. За дверью Люси в ужасе зажмуривается и читает молитвы.
Вернувшись домой, он приваливается к стене, сползает по ней, на сердце его давит отчаяние. И что с ним теперь будет, ему решительно безразлично.
Он поднимает взгляд.
– Мне жаль, что так все случилось с вашей подругой.
Эстель смотрит на него сверху вниз. На лице ее, как всегда, написана невозмутимость.
– Жаль? – сварливо и страстно восклицает он. – Нет проблем! О чем ты жалеешь? О том, что вступила в заговор, чтобы загубить мою жизнь? Невелика беда!
Гнев и разочарование Боба нашли наконец на кого излиться. Огромные, рваные полотнища электрического свечения вырываются из его тела.
Эстель не выглядит испуганной. Собственно говоря, она не выглядит хоть сколько-нибудь взволнованной. И электрическое поле, словно засмущавшись, начинает выцветать. Потрескивает, шипит и исчезает.
Эстель ждет. Наблюдая за Бобом.
– Вы ничего не спросили об Экке.
Боб отвечает ей гневным взглядом.
– Об Экке? Конечно, не спросил. С чего бы? Разве он обо мне спрашивал?
Эстель размышляет о Бобе. Она не то чтобы ощущает какую-то ответственность за Землю, но находит невозможным вообразить мир, которым будет править вот такой Бог, в особенности после того, как уйдет мистер Б. Боб без мистера Б попросту немыслим. Мистер Б, по крайней мере, делает что может. Делает хоть
– Через два дня Экка съедят. Вы думали о том, как ему помочь?