Боба нет

Лаура медленно положила трубку. Какой странный разговор. Впрочем, она выбросила его из головы, надела плащ и выгребла из стоявшей у входной двери китайской чаши ключи от машины. Мотор пофыркал-пофыркал, но все же завелся, и она, промчавшись полмили, уткнулась в непреодолимый поток. Хорошо еще, полиция поставила здесь заграждение, иначе она так в него и влетела бы. Затормозив в последний момент, Лаура взяла телефон.

– Бернард, ох, как хорошо, что ты снял трубку. Я не могу поймать Люси, нигде, и у меня ужасные предчувствия. Я знаю, ты завален работой и просить тебя просто свинство, но мне правда же необходимо добраться до нее.

Он выехал сразу.

Путешествие, которое раньше занимало шесть минут, отняло почти час. Ко времени появления Бернарда Лаура уже будто окоченела от тревоги, и он, не сказав ни слова, понесся к Люси, следуя по возможности вдоль шоссе, огибая лодки побольше и самодельные пиратские транспорты. Лаура обескровленными руками цеплялась за лодочную скамью, глаза ее были словно обращены вовнутрь. Наконец Бернард умело подвел лодку к балкону Люси. Лаура с удивительной грацией скользнула через его ограждение, громко постучала в стекло и облегченно отступила, увидев за ним Люси.

А потом неистово обняла дочь.

– Я так беспокоилась, – голос ее дрожал. – Звонила…

– Аккумулятор сел. – Люси нетерпеливо вырвалась из рук матери.

Бернард, стоя в углу комнаты, ждал продолжения, Лаура заваривала на кухне чай. Когда она вручила Люси расписанную цветочками чашку, самообладание покинуло девушку и глаза ее переполнились слезами.

– Ах, мама! – горестно и тонко произнесла она. И заплакала.

Лаура замерла.

– Он говорил, что любит меня. – Люси рукавом вытерла слезы, глубоко вздохнула, пытаясь, безуспешно впрочем, остановить поток эмоций. – Говорил, что хочет жениться на мне, всегда быть рядом.

Но, подумала мать, но?

– Говорил, что я для него единственная женщина в мире. – Она умолкла, закрыла лицо ладонями, задыхаясь, дрожа от горя. – Я себя такой идиоткой чувствую.

Лаура опустила чашку на стол. Ей отчаянно хотелось подойти к дочери, однако она не решалась, боясь пробудить ее гнев. И просто старалась источать, сидя на месте, сочувствие. Мучительное занятие.

Люси оставалась неподвижной.

– Милая! Ты можешь мне все рассказать?

– Нечего рассказывать, – сердито ответила та. – Все кончено.

Лаура, чтобы скрыть облегчение, все-таки подступила к дочери, обняла ее.

– Бедная моя. Не стоит он твоих слез. Если он не способен ценить такую девушку, как ты…

Впрочем, слова эти и самой ей казались пустыми. Какой же мужчина когда-нибудь стоил проливаемых из-за него слез?

– Все хорошо. – Люси вырвалась из материнских объятий. – Не нужно ничего говорить.

Бернард, маявшийся у окна, был невольным свидетелем этой интимной сцены. Лаура заметила, как он посматривает на часы. Подошла к нему и тронула его за локоть.

– Мне так жаль, Бернард. Это не то, чего я ожидала. – Она говорила негромко и даже посмеивалась. – Слава Богу.

Она ожидала увидеть полную крови ванну, отсеченные конечности, страшно свисавшую из ванны ступню. Теперь Лаура могла в этом признаться.

– Мы должны были приехать, Лаура. Она цела и невредима, это главное.

Лаура казалась ему ставшей меньше обычного, постаревшей. И он испытывал почти неодолимое желание сжать ее в объятиях.

– Ах, Бернард. Всего лишь разбитое сердце, не более того. Обычный удел человека. И это далеко не последний раз.

Взгляды, которыми они обменялись, говорили о сострадании и мудрости их возраста, о его разочарованиях и томлениях, о привычности оставшихся безответными чувств. Лаура неожиданно для себя взяла ладонь Бернарда, переплела свои пальцы с его. Это было равносильно признанию, и несколько мгновений ни он, ни она не смели пошевелиться, каждый лишь проводил мягким большим пальцем по теплой ладони другого. Позже, в будущем, они вспоминали эту минуту с сомнением – а ну как она им причудилась?

Бернард поцеловал свою заплаканную крестную дочь в щеку, застегнул куртку, чтобы защититься от внезапно ставшего ледяным ветра, и вышел, едва не зацепив взлохмаченного, смятенного на вид юношу, который сидел на выступе соседнего здания, прикрыв лицо поднятым воротником. Юноша пробормотал что-то и зарычал на него, как собака. Еще один бездомный помешанный, подумал Бернард. Наверное, стоит предложить подвезти его.

Но не предложил.

43

Сиделка из Эстель получилась очень внимательная. Когда Экк впервые открывает глаза и помаргивает, она оказывается рядом, то же, когда он приходит в себя настолько, что начинает испытывать жажду. Вода, стакан которой она приносит, вкусна. Ладонь, которой она гладит его лоб, прохладна.

Эстель остается с ним, пока он то впадает в тревожный сон, то просыпается, голос ее, легкий и тихий, опадает вокруг него, точно снег. Она рассказывает ему о своих замыслах, да так, что его одолевает желание выжить.

Эстель держит его на руках. Нос Экка лежит на ее левой груди, пересекая подмышку и огибая мягким крюком плечо. Пахнет от нее чистой скатертью и кексом к чаю. Час за часом она убаюкивает его и пробуждает.