Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Но спровоцировал появление серии анекдотов про лося не индивидуалистический пафос как таковой, тем более что именно в этом ключе сюжет о муравье, возвращающемся домой, уже был переосмыслен незадолго до появления «Добро пожаловать!» Его ироническое прочтение было предложено в 1983 году в мультфильме «Путешествие муравья» Эдуарда Назарова. Достаточно сказать, что ключевой фразой этого анимационного фильма вместо прежней «Сделайте одолжение, войдите в положение…» стала другая: «А то укушу!». Мультипликационный фильм Алексея Караева стал прототекстом для целого анекдотического микрожанра в силу двух основных причин: образа протагониста и общего визуального решения всей ленты.

Лось в мультфильме не просто добрый. Это предельно вежливый интеллигент, который больше всего на свете боится кого-нибудь обидеть и в этом смысле представляет собой доведенный до логического предела аналог Кролика из мультфильма «Винни-Пух идет в гости» — с той разницей, что Кролик все-таки проявляет характер, а под конец и вовсе готовится наказать Винни-Пуха за эгоизм. Лось же после той вакханалии, что учинили у него на рогах самозваные гости, в финале уходит из кадра, оглядываясь и бормоча под нос: «А все-таки неловко как-то получилось… Неловко-то как…» Внешность лося должна отсылать советского зрителя к образу хиппующего семидесятника, пацифиста и любителя психоделии и травки, который к середине 1980-х несколько повзрослел, но, по сути, остался все тем же Flower Child. Он ходит, вяло выбрасывая вперед длинные гибкие ноги, у него нелепая бородка, длинное ленноновское лицо и огромные рога на том месте, где у человека был бы хипстерский хайр. Он явный вегетарианец, а на грибы смотрит с каким-то излишне восторженным чувством предвкушения. Он склонен к созерцательности и «подвисанию» — и ужасно не любит ружейной стрельбы. Этот образ усилен авторами фильма за счет контрастного противопоставления всем остальным персонажам — жуку, пауку, дятлу, белке с ее многочисленным семейством, рыси, медведю и прочим, — которые показаны как некая коллективная пародия на советского обывателя: нахального, трусливого, скандального, пытающегося присвоить все, на что упал глаз, неумного манипулятора и ненавистника любых проявлений индивидуальности.

Кроме того, мультфильм выполнен в экспериментальной и непривычной для советского зрителя технике живописи по стеклу, которая сообщает экранному изображению общую атмосферу зыбкости и многоцветной расплывчатости. Ближе к концу ленты, в сцене бегства от невидимых охотников, зритель, привычный к четкой мультипликационной картинке, к жесткой линии контура и общей «диснеевской» манере рисунка, должен был и впрямь переживать чувство наркотического головокружения — и того самого ужаса, который испытывают сидящие на лосиных рогах «гости», чей коллективный портрет, прорисованный достаточно четко и карикатурно, время от времени перебивает мелькающие с бешеной скоростью цветовые пятна, в которых угадываются ветки, листья и прочие элементы лесного пейзажа. Заканчивается эта сумасшедшая пробежка плеском, внезапной тишиной и кадром с быстро успокаивающейся водной поверхностью и падающим листом — лось переплыл на другой берег. Эти элементы, в тех или других сочетаниях, легко угадываются в большинстве анекдотов про «психоделического лося»:

Бежит лось по лесу, смотрит, в траве заяц косяк забивает. «Заяц, — (исполнитель переходит на низкий и неторопливый грудной голос), — зачем ты это делаешь? Жизнь от этого легче не станет, а здоровье испортишь. Да и сожрет тебя кто-нибудь датого. Спортом надо заниматься. Бежим со мной?» Побежали. Смотрят — под кустом лиса собирается вмазаться. «Лиса, пожалуйста, не делай этого. Зачем тебе наркотическое привыкание? А пока будешь тут лежать — вдруг тебя кто изнасилует? Лучше давай с нами!» Бегут. Смотрят — под деревом волк грибочки перебирает. «Волк, брось эту гадость. Жить нужно в реальном мире. А так — ни друзей, ни карьеры. Добавь лучше адреналинчику, а?» Бегут, все зверье уже в лесу собрали. Выбегают на берег — а там медведь коксом занюхивается. «Миш, перестань! Зачем тебе неестественное возбуждение? Давай лучше…» Медведь поднимает голову. (Исполнитель закатывает глаза, быстро обмахивает пальцами ноздри, потом фиксирует взгляд на воображаемом лосе): «Слушай, ну ты, как колесами закинешься, такой неудержимый…»