Бобо в раю. Откуда берется новая элита

По той же схеме события развивались и в других кругах. Журналисты раньше пили, курили и сквернословили. Сегодня, на что не устают пенять пожилые репортеры, типичный пассажир предвыборного автобуса – вчерашний студент, тихоня с бутылкой минералки. На журналистских вечеринках никто не напивается, а кто напивается, тот, значит, неудачник. Судя по статьям в «Вестнике высшего образования», социальная жизнь академических кругов тоже стала преснее и унылее, чем еще двадцать лет назад. Даже такой эпицентр гедонизма, как Голливуд, и тот поражен заботами о здоровье, карьере и (относительной) умеренностью.

Бобо чаще обмениваются визитками, чем впечатлениями о разгульной ночи. Если говорить о потреблении алкоголя вообще, то, пожалуй, мы переживаем самые трезвые времена со времен сухого закона за всю историю Америки. Отходит в прошлое алкогольная терминология – все эти сауэры, слинги, хайболлы, шипучки, посошки, мы стыдимся даже ностальгии по мартини и сигарным барам. Недавно, переключая кабельные каналы, я увидел старинную телевикторину Match Game 73. Шестерых знаменитостей попросили дописать слово полу-, а участник игры должен был отгадать, что они написали. Его ответ: «полупьяный» оказался верным, поскольку слово «полупьяный» написали четыре из шести знаменитостей. Если тот же вопрос задать сегодня, самым популярным ответом, наверное, будет «полулегкий вес».

Безудержность и свобода старой богемы была одним из проявлений бунта против буржуазного ханжества. Но с тех пор, как буржуазия приспособила под себя культуру 1960-х, такой бунт утратил актуальность. Когда богемные символы поглотил мейнстрим, они утратили свой контркультурный пафос. Когда библиотекарши падали в обморок от романов Генри Миллера, это было круто, но сегодня они уже не кажутся такими вызывающими. Перформансы с участием обнаженных когда-то будоражили культурное сообщество, но потом они стали очередной приманкой для туристов. Когда в 1970-х пионеры диско из Квинса и яппи с Уолл-стрит открыли для себя наркотики, они, естественно, воспринимались не как средство расширения сознания, но как опасная забава. Позиция «жизнь ради удовольствия» в культурном смысле больше не является бунтарской.

Более того, раньше на вечеринках действительно отдыхали. Днем людям приходилось сидеть на скучных работах, поэтому вечером хотелось немного кутнуть. Люди творческие вынуждены были жить в скучном обществе, поэтому им хотелось нарушать правила. Но бобо работать совсем не скучно, наоборот – интересно и увлекательно. Наверное, поэтому неудивительно, что их развлечения чем-то похожи на работу. Бобо – великие примирители, и совмещение работы и отдыха для них неизбежно, отчего одно становится еще интересней, зато второе заметно тоскливей.

Полезные путешествия

Вы сидите за уличным столиком на Пьяцца-делла-Серениссима в одном из каменных городков, приютившихся в холмах Тосканы. Вы только что испытали двадцатиминутный экстаз во время посещения бесценных интерьеров крошечной базилики, расположенной вдали от стандартных туристических маршрутов. Вы составили вместе несколько металлических столиков, чтобы посидеть с новыми знакомыми, и за употреблением напитков, которые дома сошли бы за сироп от кашля, вы начинаете обмениваться историями путешествий. Кто-то вспоминает недавнюю поездку в долину Гереме в Центральной Турции и восхищенно рассказывает о пещерных городах, которые хетты выдолбили в вулканической лаве, но тут джентльмен в усеянной карманами рубашке перегибается из-за соседнего столика и вставляет свое: «Ну конечно. Только за последние пару лет Каппадокию жутко истоптали туристы».

Минуту спустя дама за вашим столиком пересказывает интересную историю, поведанную ей гидом экологического тура по Южному Белизу. «С тех пор как туда провели электричество, Южный Белиз уж не тот», – вздыхает мужчина с карманами. Это путешественник-бахвал. Есть такие искушенные бродяги, которые любят вывешивать пройденные крутые маршруты как юбилейные медали. Больше всего в жизни им нравится делать прозрачные намеки, смысл которых сводится к тому, что, куда бы вы ни собирались, они там были, когда это еще что-то значило. Откуда у них столько времени на путешествия – неизвестно; может, какой-то злобный филантроп платит за их кругосветные путешествия, чтоб потом они досаждали другим путешественникам, демонстрируя тем ничтожность их культурного багажа. Они мастера невыносимых вопросов. «Не там ли останавливался атабек Дамаска в тысяча сто тридцать девятом году?» – спросит такой господин, рассказывая об отдаленном оазисе, и оглянет слушателей взглядом, полным надежды, что кто-нибудь охотно подтвердит эту информацию. Вечерами он, наверное, заучивает названия малочисленных этносов: «Когда-то здесь рыбачили мобаби, пока кантути не вытеснили их выше по течению».