Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Салынский: Я буду говорить о «Раковом корпусе». Я считаю, что эту вещь необходимо печатать – это яркая и сильная вещь. Правда, там патологически пишется о болезнях, читатель невольно поддаётся раковой боязни, и без этого распространённой в нашем веке. Это надо как-то убрать. Ещё надо убрать фельетонную хлёсткость. Ещё огорчает, что почти все судьбы персонажей в той или иной форме связаны с лагерем или лагерной жизнью. Ну, пусть Костоглотов, пусть Русанов, – но зачем обязательно и Вадиму? и Шулубину? и даже солдату? В самом конце мы узнаём, что он – не просто солдат из армии, а из лагерной охраны. Общее направление романа в том, что он говорит о конце тяжёлого прошлого. Теперь о нравственном социализме. По-моему, здесь ничего страшного. Если бы Солженицын проповедовал безнравственный социализм – это было бы ужасно. Если бы он проповедовал национал-социализм или национальный социализм по-китайски – это было бы ужасно. Каждый человек волен думать по-своему о социализме и его развитии. Сам я думаю – социализм определяется экономическими законами. Но спорить – можно, зачем же не печатать повести? (Далее призывает Секретариат решительно выступить с опровержением клеветы против Солженицына.)

Симонов: Роман «В круге первом» я не приемлю и против его печатания. А «Раковый корпус» – я за публикацию. Мне не всё нравится в этой повести, но не обязательно, чтобы всем нравилось. Может быть, что-то из делаемых замечаний автору надо и принять. А всё принять конечно невозможно. Мы обязаны опровергнуть и клевету относительно него. И книгу его рассказов надо выпустить, – и вот там-то, в предисловии, будет хороший повод рассказать его биографию – и так клевета отпадёт сама собой. Покончить с ложными обвинениями должны и можем мы – а не он сам. «Пира победителей» я не читал, и у меня нет желания его читать, раз автор этого не хочет.

Твардовский: Солженицын находится в таких условиях, что ему с выступлением и соваться нельзя. Это именно мы, Союз, должны дать заявление, опровергающее клевету. Одновременно мы должны строго предупредить Солженицына за недопустимую, непринятую форму его обращения к съезду, во столько адресов. Редакция «Нового мира» не видит никаких причин не печатать «Ракового корпуса», конечно с известными доработками. Мы хотели только получить одобрение Секретариата или хотя бы – что Секретариат не возражает. (Просит Воронкова достать уже прежде подготовленный, ещё в июне, проект коммюнике Секретариата.)

Воронков не спешит достать коммюнике. Тем временем –

Голоса: Да ведь ещё не решили! Есть и против!

Федин: Нет, это неверно. Секретариат не должен ничего печатать и опровергать. Неужели мы в чём-то виновны? Неужели вы, Александр Трифонович, считаете себя виновным?

Твардовский (быстро, выразительно): Я?? – нет.

Федин: Не нужно искать искусственного повода для выступления. Какие-то слухи – недостаточный повод. Другое дело, если Солженицын сам найдёт повод развязать возникшую ситуацию. Тут должно быть публичное выступление самого Солженицына. Но вы подумайте, Александр Исаевич, в интересах чего мы станем печатать ваши протесты? Вы должны прежде всего протестовать против грязного использования вашего имени нашими врагами на Западе. При этом, конечно, вы сумеете найти возможность высказать вслух и какую-то часть ваших сегодняшних жалоб, сказанных здесь. Если это будет удачный и тактичный документ – вот мы его и напечатаем, поможем вам. Именно с этого должно начаться ваше оправдание, а не с ваших произведений, не с этой торговли – сколько месяцев мы имеем право рассматривать вашу рукопись – три месяца? четыре? Разве это страшно? Вот страшное событие: ваше имя фигурирует и используется там, на Западе, в самых грязных целях.

(Одобрение среди членов Секретариата.)