Боец особого назначения

Родион продолжил всхлипывать. Логинов смотрел на его испитое лицо, по которому текли скупые мужские слезы, на грязные руки в шрамах и на потертую, давно не стиранную одежду…

И вспоминал слова его матери о том, как повезло соседям, что они откупились от армии. И тошно было осознавать Виктору, что тот, кто не спрятался и выполнил свой долг перед Родиной, обречен на такую вот жизнь – с грязными бабами вроде Фроськи, с пьяными драками и гадюшниками.

И не виноват Родион в том, что у него нет будущего. Его просто убили на той проклятой чеченской войне – не физически, морально. И еще неизвестно, что хуже, – погибнуть в расцвете сил или превратиться в живой труп. И мучить себя и других…

– Налей ему, Степан, – сказал Логинов, когда Тараскин принес бутылку водки. – Да и мне, пожалуй, налей… Давай выпьем, Родион, за вас, воевавших в Чечне, и за нас, воюющих до сих пор. А потом поговорим как два солдата…

Родион посмотрел на внезапно постаревшего Логинова и послушно протянул руку к стакану.

– Так я не понял? Костя жив или нет?

– Пока не знаю, – покачал головой Виктор. – Но надеюсь с твоей помощью это узнать… За тебя, солдат!

88

Десантно-штурмовая бригада, в которой служил Родион Костицин, была брошена в начале девяносто пятого года в самое пекло. Вчерашние пацаны воевали в незнакомом Грозном с матерыми чеченцами, прошедшими огонь и воду.

Пацаны гибли, их трупы коченели на развалинах, а оставшиеся в живых глушили страх спиртом с анашой и говорили у подвальных костров о генерале Льве Рохлине. Когда было совсем худо, щуплый генерал, самый русский из всех евреев, брал в руки автомат и поднимал пацанов в атаку…

За месяц боев от разведроты ДШБ остался всего один взвод. И в феврале этот взвод попал в ловушку. Их окружили в доме на окраине Грозного. И капитан Малышев, раненный в живот, сказал:

– Держитесь, пацаны, до последнего! Может, успеет подмога! Но не сдавайтесь! А я вам помогу…

С этими словами капитан сунул в карман бушлата две гранаты, а автомат с пистолетом оставил. Он знал, что не протянет долго, и хотел умереть как солдат.

– Не стреляйте! Сдаюсь! – закричал Малышев и вышел из дома.

– Руки подними, сука!

– Оружие брось, русская свинья! – донеслось с чеченской стороны.

– Нет оружия у меня! Я ранен! Мне нужен доктор! – крикнул Малышев и шатаясь побрел к чеченцам.

За ним по грязному снегу тянулся густой кровавый след. А пацаны смотрели на своего командира и плакали… Потом «чехи» заставили Малышева лечь и обступили, довольно гогоча. И начали пинать ногами.

– Держитесь, пацаны! – крикнул капитан из последних сил.

В тот же миг воздух сотрясли два взрыва. Потом чеченец с оторванной ногой долго визжал, как свинья, и били автоматы, и снова текла по грязному снегу кровь…

Капитан сделал все, что мог. Он умер как воин. И его подчиненные не подвели капитана. Они держались двое суток. А помощи все не было и не было…

Потом их осталось всего трое. И «чехи» пошли на последний штурм. Их было много – бородатых кряжистых гоблинов, вооруженных до зубов. А в доме осталось всего трое русских пацанов, уже почти без патронов.

Костицин стрелял одиночными, пока что-то не ударило его в плечо и не отбросило в угол. И свою гранату в бушлате он так и не успел взорвать…

А потом он очнулся и понял, что умер. Потому что перед глазами плыла седая дымка и было тихо-тихо, как в раю. И страшно стало Родиону, и он всхлипнул…

Тут над ним склонилось чье-то лицо, дымка разошлась, и Родион услышал:

– Очнулся, салага?

– Оч-нулся… – с трудом пошевелил пересохшими губами Костицин. – Где я?

– Где-где… На этом свете! На, хлебни!

Спирт обжег потрескавшиеся губы и пересохший рот, но по телу растеклось тепло. И Родион даже попытался приподнять голову.

– Лежи! – приказал ему тот же голос. – Ты из ДШБ?

– Да…

– Здорово вас пощипали «чехи». А я из Майкопской бригады. Слышал?

– Да… – немного удивленно кивнул Родион.

Майкопская бригада полегла в Грозном почти вся. Ее остатки вывели из города.

– Я еще осенью дембельнулся, – объяснил Родиону собеседник. – И сразу прапором остался в Майкопе. Потому что у нас в Егорьевске ловить нечего, а армия как раз по мне…

– Так ты из Егорьевска?!

– Да лежи ты, салага! Не дергайся, дырка у тебя еще та… Из Егорьевска…

– Так и я из Егорьевска!

– Шутишь?

– Нет! Я из центра, с Цветочной!

– Во дела! А я с Балковой! То-то мне твоя «фотография» показалась знакомой, когда мы тебя на «броню» грузили…

Оказалось, что земляка Родиона зовут Костей Евсеевым. Когда Майкопскую бригаду начали выводить, он решил остаться в Грозном…

– Пробился я к Рохлину и говорю: «Хочу остаться, товарищ генерал, добить „чехов“ и за товарищей своих убитых отомстить! А командир не отпускает…»

– К самому Рохлину? – переспросил Родион.

– Да, к нему, – кивнул Костя. – Наш он мужик, хоть и генерал…

– И что?

– Помог. Снял трубку на «вертушке» и переговорил с кем надо. И все. Короче, завербовался я в команду одну. Мужики как на подбор – Афган прошли, Югославию, Приднестровье. Есть чему поучиться…