Боец тишины (СИ)

коридора на такое же смутное отражение. Вашу ж… Это ж я. Мое отражение в стеклянных дверях.

Черт… Настоящий черт. Чуть сердечный приступ ни получил. Вот так – покажешься себе на глаза

150

неожиданно, и все. Я же себя в голове по старой памяти еще прежним вижу. Не надо было от

зеркал избавляться – привык бы быстрей.

С тяжелыми мыслями о своей боеготовности блуждаю по коридорам, переходам и лестницам, а

им конца нет. Достало уже в замках ковыряться. Наворотили здесь перекрытых отделений – никак

сориентироваться не получается. Главное, – дознаться, где размещены медицинские посты, и

держаться подальше… ведь возле них и палаты не пустуют.

Отделение кардиологии. Ха! Нет, сюда мне точно заявляться нельзя – не досчитаются на

рассвете врачи, заметивших меня, пациентов. А в травматологию к дежурному врачу я не прочь

наведаться за советом – только не время.

Покурил на лестнице, погрел душу мыслями, что ждущий меня братишка беспокоится так, что

чуть с ума ни сходит, и отправился осматриваться дальше. Угораздило же так заблудиться.

Подвернись мне сейчас проектировщик под руку, – я б его… На его благо здание настолько старое,

что он просто не мог не отойти в мир иной.

Посмотрел на часы, скривился от досады и двинул еще дальше.

Выругался, глядя на часы, разозлился и пошел вперед.

Встал в пустом коридоре, поднося часы к глазам, и рассмеялся, разгоняя остатки раздражения.

Я ж не просто не знаю, куда зашел, но и, как назад вернуться – понятия не имею. До чего ж глупо…

даже не досадно.

Заслышал отдаленный гул и остановился. Слышу неясные крики… кошмарные крики. Черт…

Они что, ночами оперируют, пренебрегая наркозом?! Я что, на врачей с садистскими

наклонностями нарвался?! Нет, не думаю, что в такой больнице таким веселым хирургам такие

скверные выходки так просто сходят с рук. Только не стоит забывать, что, находясь здесь, я еще и

следа охраны не заметил. Поначалу решил, что один вяло бродит на обходе, а другой – спокойно

спит на посту. Только может быть и так, что охрана в сговоре с врачами и тихо молчит, слыша

страшные крики. Простые садисты – вариант первый и вполне пригодный. А запрещенные

операции – сомнительно, что их проводят в таком месте. Конечно, и не такое случается. Могло

случится и так, что меня угораздило угодить и на объект под контролем властей. Я отер с лица

холодную испарину, готовясь встретиться лицом к лицу черт знает с какими людьми и нелюдями.

Обратного хода я дать не могу, как бы я ни хотел дать деру. Стою и слушаю, стараясь

сосредоточиться.

Прогнал нервозность – помогло. Понял, что крики не правильные, – не настоящие. Похоже, – с

экрана. Точно, – артист орет, как резаный поросенок. Черт… А проняло поначалу – прежде

довольно достоверно выходило.

Переключил крики на режим фона, прислушался к остальным шумам. Различил скрежещущие

металлические звуки и звон стекла… негромкие голоса людей – мужчины и женщины. Точно,

мужчина и женщина устроили поздний ужин… или ранний завтрак. Не понимаю я их – остаться

наедине и… черт знает что смотреть, стуча стаканами.

Заглянул за незапертую дверь – охранник с хорошенькой сестричкой застыли перед экраном,

кишащим чудищами. Как же они на дежурствах время проводят не правильно. Не говорю, что они

ночи проводят вовсе не на своих постах, – они их еще и в расход пускают впустую, растрачивая

время на кино и котлеты. Ведь охранник только и делает, что давится вкуснейшими котлетами,

тупо вперившись взглядом в экран, высвечивающий перед ним изувеченные трупы. А сестричка не

отводит от него глаз и докладывает в его тарелку добавку за добавкой, только изредка вздрагивая от

душераздирающих воплей, доносящихся из ящика. Живут же люди… и не замечают, что живут.

Откровенно же она на него засматривается, а он… Кроме тарелки и убойного забоя на экране с

ним, видно, все параллельно проходит, никак не пересекаясь. Конечно, от славного ужина и я бы не

отказался, но сестричка все же соблазнительнее. Эх, Игорь Иванович, что ж они красивые все

такие – полячки? Прям, глаз не отвести. Правда, и котлеты хороши. А охранник… с каждым куском

кривится – видно, и такое отменное мясо у него поперек горла встает, когда на экране перед ним

корчатся истязаемые невесть каким зверем человеческие жертвы.

Эх, не будь я теперь таким страшным, я бы и сестричку, и ее котлеты с подливой оприходовал.

Только я теперь такой, что мне от людей прятаться приходится, как зловещей зверюге с экрана. Нет,

151

не позарится на меня такого такая красавица. И черт с ней – пусть мучается с охранником,

которому от нее, кроме котлет с подливой и не надо ничего… которому и котлеты не слишком

нужны.

Терзаемый волчьим голодом, стараюсь оторваться от открытого мне клочка чужой жизни –

только не могу. Не смотреть – свыше моих сил. Я всегда тяготел к тайному подсматриванию за

людьми – особенно за такими красавицами и искусницами изготовлять котлеты… так что теперь