Боевая эвтаназия

Собакин вспомнил, что это произошло ровно через неделю после того, как он заступил на новую должность. Данный факт автоматически означал, что раз он не стал писать рапорт еще тогда, то теперь, когда знает по имени и фамилии каждого бойца своей роты, способен сказать, кто из них на что способен, не сделает этого тем более. Может быть, после очередного мощного приступа боли Собакин сумеет набросать пробный вариант этой бумаги, хотя бы несколько начальных строчек. Но потом он сомнет лист, разорвет его так, чтобы было невозможно ничего прочитать, и бросит в мусорную корзину, а еще лучше, сразу вынесет в контейнер, который вывозится на свалку ежедневно. Они стоят на участке, огороженном забором из сетки-рабицы, неподалеку от пятиэтажной казармы, в которой его подразделение вместе с бойцами автороты занимает весь второй этаж. Дойти до мусорного контейнера не сложно и не долго.

Но боль в голове и в шее снова напомнила старшему лейтенанту Собакину о том, что он может оказаться полностью неспособным к руководству ротой. В этот момент в его голове даже промелькнула мысль о том, что хорошо было бы, если бы на перевале прямо сейчас появился командир первого взвода старший лейтенант Корытин, которому можно было бы передать руководство операцией.

Но первый взвод был только на подходе. Виктор Алексеевич понимал, что Корытин окажется рядом с ним в лучшем случае через десять минут, в худшем – через пятнадцать.

Но бандитская атака может начаться раньше, чем подойдет подкрепление. Скорее всего, первый взвод подойдет сюда, но окопаться не успеет.

Об этом напомнил Собакину и командир третьего взвода:

– Командир, Корытин со своими парнями подойдет, вероятно, во время бандитской атаки. У него не будет времени выкопать окопы. Парни смогут только залечь и сразу вступят в бой.

– Это я понимаю, – отозвался командир разведроты и осведомился: – Ты что-то хочешь предложить?

– Пусть мои парни для первого взвода окопы копают. Хоть для стрельбы с колена могут успеть отрыть.

– Хоть для стрельбы лежа, и то было бы хорошо, – поддержал коллегу старший лейтенант Корытин.

– Третий взвод! – строго сказал в микрофон Виктор Алексеевич. – Все слышали? Приступили в темпе! Окопы стараться сделать для стрельбы с колена. Не ждать рассвета. По противнику работает только прапорщик Затулько. Ему копать вредно, руки после работы будут дрожать.

Этот момент всегда вызывал легкую усмешку у командира разведывательной роты. Она слышалась в его словах даже сейчас, когда его самого мучила боль. Снайперам, радистам и еще, кажется, шифровальщикам, работающим на клавиатуре, запрещалось поднимать тяжести, весящие больше двадцати пяти килограммов.

В реальной солдатской жизни это положение почти не учитывалось, хотя попадались иногда такие персонажи, которые рогом упирались, лишь бы не заниматься наравне со всеми физической подготовкой. Но как же тогда развиваться спецназовцу, имеющему собственный вес, как правило, в семьдесят пять – восемьдесят килограммов? Ведь в основе всех спортивных занятий для бойцов спецназа военной разведки лежит чаще всего работа с собственным весом. В бригаде даже тренажеры специальные имеются. А штанги, гантели и гири – это на любителя. Но упражнения с ними следует выполнять так, чтобы мышцы не закрепощать, то есть в предельно быстром темпе.

Старший лейтенант Собакин давно уже решил для себя, что с откровенно упертыми бойцами возиться не стоит, как и с теми, которые откровенно не выдерживают значительных нагрузок спецназа военной разведки. Такие тоже были. Их обычно отправляли дослуживать в какую-то другую часть, например в спецназ ВДВ. В десантуре бывшие военные разведчики приживались легче, а если не выдерживали и там, то их вообще отправляли куда-нибудь в мотопехоту.

Выстрел из винтовки «Корд» прозвучал почему-то необычайно громко. Внизу даже эхо заметалось от одной стены ущелья до противоположной. Наверное, старшему лейтенанту Собакину это показалось. Он задумался, и для него этот грохот стал неожиданным.

Хотя стоило допустить и мысль о том, что ветер сверху сбросил звук в ущелье, где он трансформировался. В горах так происходит постоянно. Даже журчание ручейка посреди каменных стен иногда кажется злобным шепотом. Но через минуту оно уже становится успокаивающим голосочком ребенка.

– Есть! – радостно воскликнул прапорщик Затулько в микрофон. – Снял эмира второй группы. Но первый, главный, тот, который стал одноногим, из-за камня больше не высовывается.

– Будем надеяться, что никогда больше не высунется, – в тон прапорщику отозвался командир разведроты, показывая своими словами, что доволен деятельностью снайпера. – Тогда, может статься, некому будет послать остатки банды в атаку. Так, глядишь, и выживем.

– Выживем, командир. Всем бандитам назло уцелеем, – сказал, как пообещал, старший лейтенант Хромов.

Бинокль подсказал Собакину, что к бандитам подходит подкрепление и рассеивается обыкновенной толпой. Видимо, некому было дать боевикам приказ держать строй.