А убийца, не обратив внимания, несколько раз быстро взмахнула большим ножом, отчего один из стражей рухнул под ноги, а его голова теперь держалась только на небольших лоскутах мяса. Алая кровь толчками вырвалась из разрезанной шеи дёргающегося в агонии тела. Мгновение спустя ещё один страж громко и протяжно заорал, держась за отхваченную в локте руку.
Я на бегу стукнул кастетом в разрезанную ладонь, а потом ударил. Убийца успела повернуться ко мне, но не ожидала колдовского оружия. Она закрылась перед собой скрещёнными руками, а письмена на моём оружии вспыхнули и пошли молниями. Женщину откинуло прямо к машине, в которой успел спрятаться полицейский начальник, но при этом сумела остаться на ногах. Сила удара была такова, что машину сдвинуло на целый локоть вбок, а дверь вмялась вовнутрь. Брызнули осколки стекла.
У обычного человека дыхание бы пропало от такого, а ей хоть бы что.
— Сдавайся! — закричал я, но женщина равнодушно смерила меня взглядом, быстро перебросила клинок из правой руки в левую и вцепилась пальцами в дверцу машины.
С противным скрежетом железо смялось, и дверца превратилась в подобие щита, за которым не так-то легко теперь достать эту тварь. А в том, что это не человек, я уже не сомневался. Наверное, оборотень, как и я, только не знаю, что за чудовище стало её сутью. Одно знаю, ни у зверя лесного, ни у птицы хищной нет таких холодных глаз. Даже у змей взор мягче.
Женщина сделала шаг вбок и, не глядя, ударила ножом наотмашь. Нет, не меня. Выбив железную палку меж дверями, сиречь стойку, она достала клинком того полицейского, что тщетно и с отборной бранью старался завести машину. Мужчина попытался закрыться рукой, но не смог, и срезало половину головы, обнажив черепное нутро. Один глаз повис на жилке, как мышь на хвосте, а второй, разрубленный, вытек. Разумеется, после такого не живут, и потому тело несколько раз дёрнулось и безвольно осело в кресле, заливая кровью золотые звезды. Срубленные под корень пальцы упали под ноги.
Откуда-то издали послышались громкие вопли сирены, словно стая волков голосила в зиму. И они быстро приближались.
— Сука! — закричал я и снова ударил кастетом, надеясь, что волшебная сила не развеялась. И снова смялось железо двери-щита, а машину, к которой прижималась спиной убийца, сдвинуло на добрые полсажени. Грохот больно ударил по ушам. — Сдохни! — закричал я, замахнувшись сызнова.
А тварь метнула в меня щит и одновременно с этим бросилась в сторону. Я отбил железяку и дёрнулся, чтоб помчаться следом. Но женщина застыла неподалёку, подхватив с земли какую-то девицу, которую до этого сбила. Она прижала её к себе рукой, словно котёнка поперёк тела, и ноги девицы не доставали до земли. Оставшиеся в живых полицейские перетягивали руку своего раненого товарища, который орал не тише сирен, и ничем помочь мне не могли. Да и не получилось бы у них ничего, только трупов бы прибавилось.
— Больно! Больно! — кричала пленная со слезами на глазах. — Помогите!
— Отпусти её! — приказал я, сделав шаг вперёд, и чувствуя, как начало ломить челюсть и хребет, предвещая обращение, сиречь трансформацию.
Но как раз это сейчас и нельзя допустить, мало ли, вдруг в помутнении разума убью девушку. Я сделал один глубокий вздох, потом второй и третий. Боль притихла, но не угасла насовсем, а потом мимо меня со знакомым свистом пронеслась гайка.
Тварь дёрнула головой, уворачиваясь от выпущенного Муркой снаряда, а потом хрипло заговорила. Лишь с большим трудом в этом голосе можно было узнать женщину.
— Будешь ты преследовал, я буду убила много человечков на свои пути, — странным говором глаголила убийца.
А когда снова свистнула гайка, вскинула руку, не выпуская ножа, поймала снаряд для пращи и швырнула обратно. Я бы так не смог.
Позади раздался протяжный крик боли. Я быстро обернулся и увидел, что Мурка держится за бедро, на котором вырван изрядный клок кожи, и текла тёмная, почти свекольного цвета, кровь, непохожая на ту яркую, что бьёт ключом из горла у полицейского. А россказни о том, что перевёртыши не чуют ран — брехня полная. Да к тому же моя названая сестрёнка ещё совсем юная и терпеть боль не умеет.
— Отпусти её, — процедил я, стискивая пальцами кастет, а по другой руке от локтя к запястью пробежала тонкая рыжая молния, оставив на кончиках пальцев сияние, как будто под кожу угли спрятали.
— Ха! — выдавила из себя смешок убийца, словно каркнула, и перехватила девицу покрепче, отчего та начала судорожно глотать воздух и безуспешно вырываться, стиснутая и неспособная оттого сделать вдох. А убийца легонько ткнула жертве в бок нож. — Люди жалеть друг друга. Это делает вас слабыми. Я знаю.
Нож резко вошёл на полпальца под рёбра, туда, где печень. Девица выгнулась дугой и задёргала ногами, а потом обмякла, провалившись в беспамятство. Такая рана убивает не мгновенно, но человек быстро истекает кровью и угасает, как огарок свечи.
— Будешь придавил рану ладонью, — хрипло продолжила женщина-убийца своим необычным говором, — Будешь дождался помощи. Будешь гнался, она будет умерла без выбора.