Рейва сразу же прилипла к окну, выходящему во двор, где располагалась королевская конюшня. Там Вайна уже ждали гвардейцы, и Рейва надеялась, что не те, с которыми он служил когда-то. Она надеялась, что над ним не будут смеяться в дороге из-за того, что Вайн не был отменным наездником — до жизни в замке он видел лошадей лишь издалека и ездил только в телегах, и то пару раз. Он, конечно же начал учиться верховой езде, став королем — даже Рейву усаживал в никчемное женское седло, которое она сразу же возненавидела — но за такой короткий срок нельзя сделаться таким же наездником, как и те, кто сидят в седле почти с рождения.
Вскоре силуэт брата скрылся за воротами, а Рейва все еще смотрела вдаль. То ли ей было страшно, то ли она мечтала о чем-то или просто наслаждалась спокойствием перед тем, как ей предстояло взять на себя власть хотя бы над этим замком — она и сама не знала.
Глава 16. Кайрин
За те две недели, что занял путь до Алага, Кайрин окончательно утратил человеческий вид. Сказать, что он сейчас напоминал измученного и одичавшего варвара — значит, непозволительно преуменьшить.
Его тощее лицо заросло черной щетиной, засаленные волосы окончательно свалялись, а одежда, несмотря на холод, провоняла потом. Кайрину было мерзко от самого себя, но у него не было ни сил, ни возможности привести себя в порядок.
Все дни в пути он останавливался, едва услышав, что кто-то на дороге был в опасной близости и прятался в лесу, где бы его ни за что не заметили. Об темпераментных жителях Алага ходили не самые лучшие слухи — и кто знал, насколько они были выдумкой? Кайрин прекрасно осознавал, что в нем сразу распознают чужака и не собирался навлекать на себя гнев здешних жителей. К тому же, из этой битвы ему точно не выбраться живым. И все же Кайрин был вооружен до зубов — на спине в ножнах висел меч, несколько кинжалов распиханы по голенищам сапог и еще пара спрятана в рукавах.
Покидая отцовский замок, Кайрин прятался, словно малолетний воришка, впервые стащивший какую-нибудь ерунду. Если бы кто-то из слуг его увидел, то отец узнал бы все подробности — Кайрин обязан был докладывать о всех своих отъездах за территорию замка главному конюху, чего он, разумеется, не сделал.
Таким образом, о том, куда вообще подевался Кайрин, знала лишь Рул, но в ней парень не сомневался. Служанка ничего не расскажет отцу, ведь он отправился в Алаг именно по ее просьбе, хоть и со своей выгодой. А по возвращении Кайрин придумает какую-нибудь отмазку для Сайзанга — пока ему не хотелось об этом думать. Если он вообще решит вернуться. И если выживет, конечно.
Кайрин бы ни за что не поехал в Алаг из-за того бредового пророчества, о котором говорила Рул. Он действительно боялся своей смерти — ему ведь только исполнилось восемнадцать, и почему-то именно в свой день рождения он почувствовал, что хотел увидеть эту жизнь еще со слишком многих сторон. И еще слишком многого он не сделал. И дело тут было не только в мести за мать — Кайрин понимал, что у него все же было то прожигающее насквозь желание, присущее всем его ровесникам. То желание, которое он видел в глазах Эралайн и даже Сеитты. Намеки на него можно было заметить и в лице Ван Илара. Быть счастливым.
Хоть он не имел никакого понятия, что же такое счастье, он все же хотел им обладать.
И именно поэтому Кайрин намеревался прожить дольше восемнадцати лет.
А для этого ему всего-навсего надо было найти в этих холодных северных землях травяную ведьму, хотя Кайрин не был уверен, что ему поможет какая-то деревенская псевдо-травница. Он вообще не был убежден даже в адекватности Рул, и особенно парень разуверился в ней, когда служанка осмелилась поцеловать его — отравленного эликсиром, изуродованного и измученного. Неужели ей не было противно?
Поймав себя на этих мыслях, Кайрин засомневался и в собственной адекватности.
Перед ним расстилались поля такой величины, что горизонт казался далек, словно небо. Оно пасмурно нависло над бескрайними холодными землями Алага, готовое разразиться то ли снегом, то ли мерзким ледяным дождем. Среди туч не просвечивалось ни единого солнечного луча, и Кайрин давно потерял всякий счет времени из-за отсутствия солнца.
Он пустил лошадь в галоп по узкой замерзшей дороге, пересекающей поле, снег с которого уже почти сошел, оставив вместо себя сухие стебли прошлогодней травы. Погода здесь была капризна и колебалась от оттепелей до заморозков, это было понятно по замершей грязи под копытами коня.
Кайрин трясся от холодного пронизывающего ветра, который свистел у него в ушах и трепал полы его плаща. Если остановиться, то точно можно было услышать свист яростных порывов, хозяйничающих над пустующей землей. Парень плотнее закутывался в плащ, но ветер то и дело норовил сбросить капюшон у него с головы.