Боевая птица

Мужчина не двигался с места, и Тарварра начинала терять терпение. У нее совсем не осталось сил, глаза слипались, а уставшее тело уже не подчинялось ей. Девушка не хотела терять ни минуты своего сна.

«Уходи!» — мысленно приказала она Толлу.

Глаза Многоликого будто закаменели, а лицо потеряло все эмоции, которые на нем были. Магия Мыслителей просто поражала воображение, она открывала для Тарварры новые горизонты, навстречу которым она побежит уже завтра. А пока…

Не произнеся ни слова, Толл развернулся и ровными, размеренными, но вовсе не медленными шагами, двинулся к двери.

Когда дверь за ним закрылась, Тарварра обессиленно упала на спину, и ее голова оказалась на небольшой шелковой подушке, подложенной к боковой спинке дивана. Девушка уставилась в потолок, ощущая кожей, как внутри нее бурлит неукротимая магия. Рана на боку отозвалась тянущей болью, и Тарварра позволила себе тихонько застонать, будто это могло уменьшить ее страдания.

Нужно было сменить бинты, но у девушки не нашлось сил, даже чтобы пошевелить пальцем руки. Она так и уснула — в сапогах, с ногами на полу и в дорожном платье, с волосами, похожими на спутанную темно-каштановую паутину.

Распахнув глаза, Тарварра не увидела перед собой ничего. Потому что в ее комнате еще властвовала ночная темнота, и из-за облаков не видно было даже блеклого лунного света. Девушка уставилась в потолок, прислушиваясь к звукам вокруг нее. Ничего, абсолютная, мертвая тишина. Тогда что же ее разбудило?

Тарварра никогда не просыпалась просто так, хоть и всю жизнь, сколько она себя помнила, спала очень чутко. Может, это из-за той магии, что отныне была заключена в ее теле? Нет, это бред.

И все же девушка села на своем диване, придирчиво вглядываясь в темноту. По стенам ее комнаты сползали ночные тени от звездных отблесков, пробивающихся сквозь тучи, но они не двигались. Здесь никого не было — ни единой живой души, кроме нее самой. Тарварра хрипло вздохнула, снова ложась на прежнее место. Такой невероятно усталости, как с вечера, она уже не чувствовала, но это не значило, что ей стало лучше.

Теперь Тарварре было душно, она словно задыхалась, хоть и прекрасно понимала, что в замке не могло быть жарко — каменные стены обеспечивали постоянную прохладу. Девушка стерла со лба капли пота и сделала несколько хриплых вдохов. Тарварре казалось, что она стала рыбой, попавшей на берег. Девушка жадно хватала воздух ртом, но не могла надышаться. Ее легкие будто сдавило тисками, и воздух банально до них не доходил. Порывистые вздохи девушки походили на предсмертные хрипы, и она прекрасно это понимала.

Мысли о смерти ворвались в ее разум, как вода, попавшая в костер.

Неужели это и вправду случится?

Тарварра была готова рвать на себе волосы, причинить себе любую боль, лишь бы остаться в живых. Но она не могла дышать, и у нее оставалось все меньше времени, чтобы что-то придумать.

А потом все утихло. Так внезапно, что Тарварра было подумала, что уже умерла, оттого и испытала такое резкое облегчение. Но нет — перед ней все еще был потолок ее комнаты, а голова все еще чувствовала небольшую подушку из гладкого шелка.

И все же не все было так прекрасно — странное чувство жжения никуда не делось, просто теперь оно поселилось в груди девушки и будто сжимало ее сердце. И это было больно. Тарварра попробовала осторожно вздохнуть и сесть на постели. Когда у нее получилось сделать это почти безболезненно, она аккуратно прислонилась к спинке дивана и замерла, поняв, что с ней происходит.

Эта боль… ничто иное, как чистая магия. Магия, что сейчас превратилась в огненный шар внутри Тарварры и требовала выхода. Девушка приложила свою дрожащую руку к груди и почувствовала биение напуганного сердца.

Нет, она не могла почувствовать магию рукой, она могла ощутить ее лишь разумом, что Тарварра и сделала. Закрыв глаза, девушка попыталась отыскать внутри себя этот сгусток магии и отделить его от собственной души. Нужно было выпустить эту силу, попробовать освободить ее и дать ей то, чего она хотела.

Тарварра боялась, что ее может испепелить собственная магия. И все же она сделала это — распахнула ворота своей души и вытолкнула из них всю ту силу, что так настойчиво требовала свободы.

Ей было так страшно открывать глаза, что девушка наоборот еще сильнее зажмурилась и сразу же обозлилась на себя за эту трусость. Распахнув глаза, Тарварра не увидела никакого ослепляющего света, поглотившего ее комнату. Она вообще не увидела свою комнату.

Тарварра мгновенно сочла себя сумасшедшей, потому что перед ее взглядом простирался военный палаточный лагерь. Под покровом ночи в какой-то низине от порывов ветра хлопали брезентовые стены временных солдатских жилищ, но здесь царила такая тишина, словно не было ни одной живой души. Кроме Тарварры, наблюдающей за этой пустотой в ночной тьме, лишенной даже капли лунного света из-за непроглядных туч.

Это был сон? Но ведь Тарварра не спала. Нет, она точно сошла с ума.