Боевое Знамя

- Я понял, что лучше всего планировать военные действия, исходя из двух похожих принципов: то, о чем говорится с полной уверенностью, никогда не произойдет, а то, что объявляется невозможным, неизбежно случится. На войне не бывает хороших новостей, - торжественно заявил Хадсон, - бывают только менее плохие. Ох ты, дорогуша, - это мягкое ругательство было вызвано возобновлением ружейной стрельбы из леса. - Полагаю, мой дорогой Старбак, что республиканская партия опять требует к себе внимания. За дело, за дело.

И буря разразилась снова.

Преподобный Элиял Старбак пытался понять, что происходит. Не так уж многого он хочет, подумал он, всего лишь осмысления. Война - столь же рациональное занятие, как и любая другая человеческая деятельность, и должна, по его мнению, поддаваться анализу, но кого бы из старших офицеров он ни расспрашивал, что именно случилось в западном лесу, всегда получал разные ответы.

Один генерал сказал, что Север атакует, но при этом его люди растянулись на лугу, играя в карты и покуривая трубки.

- Всему свое время, всему свое время, - ответил генерал, когда священник спросил, почему его люди не участвуют в атаке. Один из штабных офицеров генерала, высокомерный юноша, явственно показывая свое неодобрение вмешательства штатского в сражение, сообщил преподобному Старбаку, что Джексон отступает, а янки его преследуют, и что суматоха в лесах была вызвана ни чем иным, как шумным арьергардом.

Майор Гэллоуэй тоже пытался подбодрить священника. Майору приказали ожидать, пока атакующая пехота прорвет оборону Джексона, после чего присоединиться к кавалерии северян в преследовании разгромленного врага. Преподобный Старбак ждал этого обещанного прорыва верхом на лошади и старался убедить себя, что объяснение майора вполне разумно.

- Джексон пытается отступить на юг, сэр, - сказал Гэллоуэй священнику, - а наши ребята прижали его там к лесу.

Но даже Гэллоуэй не выглядел удовлетворенным этими выводами. Майор в конечном итоге так и не смог найти никаких свидетельств тому, что Джексон направлялся в Кентервиль, и потому заявление о том, что сейчас он отступает из этого города, не имело особого смысла, и так и оставалось загадкой, что же делает генерал южан. И эта загадка вызывала еще большее беспокойство, потому что Билли Блайз не переставал уверять, что видел вторую армию мятежников, направляющуюся в сторону Манассаса с запада. Гэллоуэй не горел желанием поделиться своими тревогами с преподобным Старбаком, но у майора создалось четкое впечатление, что, вероятно, генерал Поуп совершенно неверно истолковывает то, что действительно происходит.

Неудовлетворенность Гэллоуэя сопровождалась раздраженным состоянием, в котором пребывала основная часть его небольшого подразделения. Возвращение Блайза опять разбудило гнев Адама, охвативший его предыдущим вечером, когда виргинец обвинил Блайза в убийстве гражданских в таверне Маккомба. Блайз всё отрицал.

- Нас обстреляли военные, - заявил он.

- И они умоляли вас прекратить огонь, потому что там женщины! - настаивал Адам.

- Если бы кто-нибудь об этом упомянул, - ответил Блайз, - то я бы немедленно прекратил стрельбу. Немедленно! Даю слово, Фалконер, за кого вы меня принимаете?

- За лжеца, - заявил Адам, и прежде чем Гэллоуэй смог вмешаться, вызов был брошен.

Но дуэль так и не состоялась, и, возможно, как смел надеяться Гэллоуэй, и не состоится, для чего он прибегнул к помощи преподобного Старбака. Священник был рад оказаться полезным, пока еще бушевало сражение пехоты, и поговорил сначала с капитаном Блайзом, а потом отчитался перед майором Гэллоуэей о результатах этой беседы.

- Блайз признает, что в таверне могли находиться женщины, - сказал преподобный, - и чрезвычайно расстроен этим обстоятельством, но совершенно очевидно, что в то время он не был об этом осведомлен, и заверяет, что не слышал никаких призывов прекратить стрельбу, - на минуту священник умолк, чтобы взглянуть на дымные следы артиллерийских снарядов, пролетающих по дуге над дальним лесом, а потом нахмурился, посмотрев на майора. - В любом случае, что за женщины могли находиться в таверне?

Гэллоуэй надеялся, что это риторический вопрос, но выражение лица священника предполагало, что он ожидает ответа. Майор попытался найти способ увильнуть от прямого ответа, но так и не нашел его.

- Шлюхи, сэр, - наконец признал он, покраснев от смущения, что использует подобное слово перед лицом Божьего человека.

- Именно, - подтвердил священник. - Женщины, не обладающие добродетелью. Так из-за чего же Фалконер поднял всю эту суматоху?

- У Адама очень чувствительная совесть, сэр.

- И он состоит в вашем полку, майор, благодаря моим деньгам, - резко заметил священник, опустив тот неудобный факт, что деньги для Конного полка Гэллоуэя на самом деле были собраны сотнями скромных и добросердечных людей по всей Новой Англии, - и я не позволю, чтобы делу Господа помешало какое-то неуместное сочувствие к падшим женщинам. Капитан Фалконер должен понять, что не может позволить себе иметь чувствительную совесть, только не на мои деньги!