Боевое Знамя

Старый пьяница Свинерд совершенно не попадался на глаза, он был досадной помехой, конечно же, но предсказуемой помехой, небольшой ценой за поддержку его кузена, издателя "Ричмондского вестника". Но новый Свинерд стал человеком, выставляющим свои моральные качества напоказ с усердием, которое Фалконер находил раздражающим.

Если раньше Свинерд понятия не имел о том, что творится в бригаде, теперь он был постоянно занят и так же постоянно докладывал Фалконеру о жалобах и вносил предложения. Сегодня это была проблема с партией капсюлей из ричмондского арсенала. По меньшей мере половина из них оказалась с дефектом.

- Тогда отправьте всю эту чертовщину обратно! - рявкнул Фалконер.

- Мне нужна ваша подпись, - заметил Свинерд.

- Разве вы не можете ее подделать?

- Могу, но предпочел бы не подделывать.

- Будь проклята ваша нерешительность, дайте тогда мне, - сказал Фалконер.

- И с прискорбием сообщаю, что появились еще трое дезертиров, сэр, - продолжил Свинерд, положив список дезертиров рядом с нуждающимся в подписи генерала документом. Руки Свинерда дрожали, не от беспокойства, а потому что трезвость еще не вполне успокоила его опустошенное алкоголем тело.

- Кто сбежал? - спросил Фалконер с опаской. Он ненавидел дезертиров, воспринимая это преступление как критику своей власти.

- Два человека Хаксалла, - доложил Свинерд, имея в виду арканзасский батальон, - и Хаксалл подозревает, что они направились домой, а третий - один из новичков из Ричмонда, который решил, что жена ему изменяет. Тот же самый, что сбежал пару недель назад.

- Так поймайте мерзавца опять и на сей раз пристрелите его, - велел Фалконер, прихлопнув раздражающую его мошку. - И как, чёрт возьми, им удалось сбежать? Разве часовые не расставлены?

- Все трое находились в составе рабочей партии, которая относила боеприпасы на позицию Старбака, сэр, - поведал Свинерд.

Фалконер вытащил левую ногу из рук Мокси и поднял глаза на бородатое и покрытое шрамами лицо Свинерда.

- Объяснитесь, - с угрозой сказал он.

Свинерд прекрасно знал, что упоминание имени Старбака поставит его в рискованное положение, но полковник обладал как мужеством военного, так и силой, проистекающей из вновь приобретенной веры, и потому уверенно рассказал про обнаружение брода, о котором никто не подозревал, и как Старбак предложил поставить переправу под охрану.

- Я дал ему три роты, сэр, и проинспектировал на закате. Он хорошо окопался, и с флангов его тоже не обойти.

- Чёрт побери! - воскликнул Фалконер, стукнув по столу рядом с креслом. - Какие я вам дал приказы? - он помедлил, но не в ожидании ответа. Вообще-то генерал не стал бы слушать никаких ответов, потому что все разочарования последних месяцев внезапно переполнили его и вырвались наружу.

Как вулкан, чья расплавленная лава слишком долго таилась под коркой холодного твердого камня, Фалконер взорвался, раскалившись от ярости, которая и не особо была связана с обсуждаемой проблемой. В самом деле, ведь если бы Свинерд просто рассказал Фалконеру, что на открытом фланге бригады был обнаружен неохраняемый брод, генерал, без сомнения, приказал бы двум или трем ротам застрельщиков наблюдать за переправой, но упоминание Старбака моментально привело Фалконера в бешенство.

В течение нескольких мгновений его ярость была так глубока, что Фалконер был не состоянии говорить, но потом слова хлынули из него, и в пятидесяти ярдах от фермы солдаты в страхе слушали, а те, что расположились чуть дальше, поспешили подойти поближе, чтобы услышать эту яростную речь. Свинерд, говорил Фалконер, просто никчемный слабак, который перестал сосать из своей чертовой бутылки, но тут же ухватился за титьку новой религии.

- Бога ради, придурок, встаньте уже на собственные ноги!

Это было несправедливо, потому что единственной причиной ярости Фалконера было то, что Свинерд осмелился взять на себя ответственность и переместить часть бригады без разрешения генерала, но в первые мгновения поток этого раскаленного добела гнева не имел четкой цели, а просто тек туда, куда позволяли обиды Фалконера, а потому генерал направил свою ярость на воспитание Свинерда, его внешность и работорговлю, которой занималась его семья. Затем Вашингтон Фалконер прошелся по перерождению полковника, насмехаясь над его набожностью и называя ее фальшивой, а новоприобретенную деловитость позёрством.

Это был впечатляющий взрыв. Вашингтон Фалконер уже чувствовал себя обманутым, потому что пришлось сократить пребывание в Гордонсвиле, но теперь этот поток злости подпитывала горечь из-за предательства сына, неприязнь к Старбаку и ослиное упрямство, с которым бригада отвергала все его простейшие приказы. Два десятилетия им пренебрегала жена и презирал ее чертов брат, школьный учитель, и теперь всё это вылилось в отвратительный поток проклятий, извергаемых Фалконером, который орал Свинерду оскорбления, и наконец, когда он вынужден был понизить голос с почти визга до просто громкого, чтобы перевести дыхание, то освободил Свинерда от должности.

- Можете считать, что находитесь под арестом! - закончил генерал.