Боевое Знамя

- На моей совести много грехов, - признался Свинерд после паузы, - очень много. Я убил Отто. Он умирал долго, и всё это время я над ним насмехался. Прости меня, Господи.

Старбак подождал несколько секунд, отчаянно молясь, чтобы полковник не приложился к бутылке.

- А когда началась война? - спросил он наконец.

- Я вернулся на восток. Считал, что могу начать всё сначала. Каким-то образом убедил себя, что смогу обойтись без виски и смогу снова стать настоящим военным. Я хотел спасти себя, понимаете? Новая страна, новая армия, новое начало. Но я ошибался.

- Нет, - возразил Старбак, - не ошибались. Вы не пили уже много дней.

Свинерд не ответил, а просто вглядывался в золотистые глубины дорогого виски из Кентукки.

- Вы же не хотите его, полковник, - сказал Старбак.

- Но я хочу, Старбак, - и в этом заключается тяжкая истина. Я до боли хочу выпить.

- Поставьте бутылку, - велел Старбак.

Свинерд его проигнорировал.

- Я никогда не думал, что смогу бросить пить, никогда, и когда Господь помог мне это сделать и я решил, что дела снова идут на поправку, Фалконер сотворил всё это с нами. Что мне было делать? Оставить брод неохраняемым?

- Полковник, - сказал Старбак, потянувшись к бутылке.

- Вы поступили правильно. Вы это знаете. И вы ведь знаете, зачем Фалконер дал вам сегодня эту бутылку?

Свинерд не отдавал виски, отодвинув бутылку туда, где Старбак не мог бы до нее дотянуться.

- Он дал ее мне, - сказал полковник, - потому что хотел меня унизить. Вот почему.

- Нет, - возразил Старбак. - Он сделал это, потому что хочет, чтобы вы были не в состоянии выступить на военном трибунале. Он хочет, чтобы вы напились, полковник, потому что этот сукин сын знает, что он не прав, но он также знает, что никакой суд не оправдает едва стоящего на ногах пропойцу. Но если вы останетесь трезвым, полковник, он пойдет на попятный, и не будет никакого трибунала.

Свинерд поразмыслил над словами Старбака, а потом покачал головой.

- Но ведь я нарушил приказ. Дело, конечно, не в этом, потому что Фалконеру в любом случае плевать на брод Мертвой Мэри. Он просто хочет от меня избавиться. Разве вы не понимаете? Дело не в том, что я сделал или чего не сделал, всё потому что я нажил себе врага. И вы тоже. Богач с нами поквитался, Старбак, и мы ничего с этим поделать не можем.

- Можем, чёрт возьми! - настаивал Старбак. - Фалконер не командует этой чёртовой армией, ей командует Джексон, и если Джексон скажет, что вы правы, а Фалконер ошибался, то не будет иметь значения, хоть бы мы не подчинились и приказам самого Джорджа Вашингтона. Даже все деньги Фалконера этого не изменят, но скажу вам одну вещь: если вы предстанете перед лицом Старины Безумного Джека с похмелья или будете дышать на него виски, вас выкинут из армии быстрее, чем вы плюнуть сможете, - Старбак замолчал и протянул руку. - А теперь, чёрт возьми, полковник, отдайте мне виски.

Свинерд нахмурился.

- Почему Джексона должно заботить, что с нами произошло?

- Потому что мы заставим его. Мы скажем ему правду. Так что отдайте бутылку.

Он по-прежнему протягивал руку.

- Давайте же! У меня в горле пересохло!

Свинерд протянул бутылку, но вместо того, чтобы отдать ее Старбаку, перевернул вверх дном, так что жидкость с бульканьем полилась на сосновый пол палатки и заструилась по щелям в землю. Когда бутылка опустела, Свинерд выпустил ее из рук.

- Нам предстоит битва, Старбак, так что давайте будем трезвыми.

- Сукин сын, - сказал Старбак. Наполнивший палатку запах виски был таким соблазнительным. - Я хотел выпить.

- А завтра будете трезвым, - ответил Свинерд. Где-то вдали прогремел гром. Часовой чихнул, а полковник закрыл глаза в молитве. Он выстоял перед искушением и поборол отчаяние. И теперь, как солдат, которым, как он знал, он должен быть, приготовился сражаться.

Безумный Сайлас начал оттаскивать поваленные деревья от дороги, что вела через лес на север. Это была тяжелая работа, особенно учитывая, что в мешке, привязанном к шее, он нес череп своей дорогой Мэри и не хотел слишком сильно его ударять, чтобы ей не навредить. Он разговаривал с ней во время работы, рассказывал, что расчищает дорогу, потому что об этом попросили люди в синих мундирах, а люди в синих мундирах обещали, что всем чернокожим заживется лучше, когда синие побьют серых, и даже несмотря на то, что люди в сером вежливо с ним обращались и даже дали Безумному Сайласу несколько сигар, он по-прежнему верил всадникам в синем, потому что одним из людей в синем был молодой мастер Харлан Кемп, сын старого мастера Кемпа, который дал Сайласу свободу.