.— Товарищи, настал момент, когда нужно быть крайне осторожным. Тишина такая не спроста. Противник знает нашу слабость, в любую минуту может атаковать нас с фланга и зайти в тыл, а патронов у нас — с гулькин нос. Передайте по цепи, что сейчас мы будем отходить на станцию. Товарищ Хрущев остается со вторым взводом для прикрытия и, по мере нашего продвижения, отходит сам. Предупреждаю: без крайней нужды не стрелять. Беречь патроны. Соблюдать тишину. Все, товарищи.
Через час, когда рота погрузилась в вагоны, Петр
и Устин подошли к паровозу. Машинист выглянул в окошечко и, сделав руки лодочкой, спросил:
— Отправляемся, товарищ командир?
— Без сигнала. Скорость со станции не более пятнадцати километров. Давайте.
Поезд плавно тронулся с места, двигаясь среди товарных составов.
Вот он миновал стрелки, вышел на главный путь.
— Нажимай! — крикнул Паршин. — У переезда бронемашина!
— Вижу!
У открытых дверей бронемашины с четкой надписью «Каледин» стоял офицер в чине сотника и курил папиросу. Внезапно он приветственно поднял руку и помахал мчавшемуся эшелону.
«Странно»! — удивился Паршин и ответил на приветствие. Поезд проскочил переезд без единого выстрела с обеих сторон.
— Что бы это могло значить, а? — спросил Паршин.
— Черт его знает... — пожал плечами Устин. — А нашарахать бы мог.
— Случай, должен вам сказать, прелюбопытный, — заметил машинист.
— Да-а, — задумался Паршин. — А город все-таки продан предателями.
XIII
Быльников открыл тринадцатую страницу своего письма к жене.
Он его прочитал и вдруг почувствовал такое отчаяние, что не мог взять себя в руки. Он вскочил и в приступе ярости разбил флягу с вином. Потом, успокоившись, сел и убористым почерком написал:
«Если бесчинствуют офицеры, то что говорить о казаках, о нижних чинах. Донцы возродили старые казачьи традиции и дедовские обычаи «ходить за кафтанами да дуванить чужое добро». Они забыли, что охотятся не за купеческими стругами, бросая клич «сарынь на кичку», а за мужичьим скарбом, что это не туретчина XVII века, а русская земля и что грабят-то они русский народ, породивший казачество. И не сегодня, так завтра народ могучей рукой осадит скакуна, добытого у того же мужика, и скажет он родному сыну: «А ну, слазь с коня, окаянный сын, я тебя породил, я ж тебя и убью, подлая собака...» И близок час!»