— А вы озирайтесь, да не один, — посоветовал Паршин. — Организуйте связь с селами, выставляйте дозорных, установите ночные дежурства, чтобы не застали врасплох. И топор, и коса, и нож — отличное оружие, когда его применяют внезапно. Бейте врага не только ружьем, но и капканом.
Он разъяснял, что конный корпус генерала Мамонтова прорвался в тыл Красной Армии случайно и что разбойничать ему недолго.
Председатель почесывал кудрявую бороду и мрачно смотрел себе под ноги.
— Оно правильно вы говорите, — разочарованно ответил он, — но только ведь с палкой на зверя не каждый отчается.
Минуя села, Паршин торопился как можно скорей выйти к Воронежу. Но, приближаясь к нему, рота все чаще наталкивалась на мамонтовцев. Паршин иногда уклонялся от столкновений, в случае необходимости принимая бой. Однажды вечером, выйдя наконец к Задонскому шоссе, он со своими людьми попал в окружение. Бой был горяч и тяжел. Паршин потерял почти половину своих бойцов и только с наступлением полной темноты сумел прорваться и уйти от преследования.
В этой жестокой схватке ранили Зиновея. Устин вынес его и укрыл в лощине, а потом всю ночь брел, поддерживая ослабевшего друга. К утру они добрались до села. Там Зиновею промыли рану и крепко перевязали рушником. Крестьяне накормили красноармейцев, усадили на телегу и повезли от села к селу на Воронеж. Дорогой Зиновей впал в забытье, стонал и просил Устина:
— Ты не дюже шибко... колет в грудях...
Устин старался ехать осторожно. Он посматривал на друга, хмурился. За несколько часов глаза у Зино-вея ввалились, скулы выступил ио
резче, лицо посерело и вытянулось. Он жадно ловил ртом воздух. Устин лоскутом*, оторванным от рубахи, вытирал пот с лица товарища и успокаивал:— Потерпи, осталось немного. Скоро доедем. Вот уж и город виден. А там тебе враз перевязку сделают, сестрица лекарство даст, дунет, плюнет — оно все и пройдет.
Вечером Устин сдал Зиновея в госпиталь и отправился в штаб укрепленного района.
В этот же день рота Паршина присоединилась к регулярным частям и вечером вступила в Воронеж.
Застава. Плехановская улица с одноэтажными серыми и белыми домиками. Она пряма, как стрелка. В конце ее высится громадина монастыря с тонким шпилем колокольни. По улице маршируют красноармейцы и вооруженные отряды рабочих. На окраинах города граждане роют окопы. На домах висят не просохшие от клея приказы штаба укрепленного района о том, что город Воронеж объявляется на осадном положении.