Боевой 19-й

«Пиджак да сапоги надо бы передать домой, — все-таки Мотьке в школу сгодятся», — внезапно подумал он, но, вспомнив, что пиджак разодран, потрогал края бортов и вдруг вздрогнул. Улицу огласил крик мальчика:

— Папанька! Папанька!

— Нельзя сюда, — зашумели часовые. — Слышь, тебе говорят!

— Почему же это нельзя? — крикнул Груздев.— Послушай-ка, служивый, ты мальчонку допусти. Сын он мне...

— Не приказано пущать!

— Слушай! Ты ведь человек, небось тоже ребятишки дома есть... Мне бы сапоги с пиджаком передать. ..

— А если не велено? Что мне, за тебя страдать?

— Ну и пострадай маленько, невелика беда!

— Не-не-не! — не соглашался часовой.

Тем временем Мотька прорвался к амбару и приник к щели.

— Папанька мой!.« Папанька!.. — рыдал мальчик.

Груздев протянул руки, словно сквозь стенку амбара хотел обнять сынишку.

— Экие они все злые, сынок... Ты не плачь, не плачь, — гладил он доску, за которой слышался голос ребенка. — Иди-ка домой. Меня вот отпустят, и я опять пойду с тобой... Иди, дорогой...

— Иди отсель, мальчик! — кричал часовой.

Мотька, сверкнув глазами так, что часовой оторопел, подбежал к столбику около амбара и вцепился в него. Оторвать мальчонку не было никакой возможности.

Есаул приказал арестовать на время Арину, чтобы она своими криками не волновала людей.

Часовой осторожно подкрался к Мотьке, схватил его в охапку и понес через улицу к хатам. Мотька царапался, кусался, кричал. И почувствовал Петр Васильевич, как будто у него вырвали что-то из груди.

Лязгнул запор амбара.

— Выходи! Быстро!..

Ах, если бы не Мотька, Петр Васильевич был бы совсем спокоен. Но Мотька... «А где Арина? ..» Он оглянулся — никого, кроме чужих, обозленных людей.. . На миг мелькнула мысль: «Бежать!» Но он почувствовал, как быстро теряет силы, и неверным шагом пошел вперед, в поле. Это был его последний путь.

На другой день его похоронили рядом с Егором Рощиным.

ВТОРАЯ

I