— Враги они, понимаешь, враги заклятые. Я это знаю. Митяй к белым убег. Как же они встрену-лись-то а? .. Как же ты не поняла?
— А откуда же мне знать было?
Пашков вскочил и трясясь всем телом закричал:
— Устин... Устин Митяя убил!..
Вошла неслышно Арина и поставила гущу для закваски хлеба. В горнице было тихо, как будто лежал покойник.
Афиноген встал, комкая в руках шапку. Он резко изменился в лице, осунулся, глаза ввалились, и Наталье показалось, что он стал маленьким, съежившимся, сутулым.
— Я за тобой приехал, — сказал он робко, глядя на нее слезящимися глазами. — Одинокий я теперь... и ты одинока. Иди ко мне во двор. Должно быть, я скоро помру.
— Нет! Нет! — вскрикнула она, словно ужаленная. — Не пойду я, не могу. Может быть, после... попозже! ..
Он смотрел на Арину, словно ища у нее поддержки.
— Иди, — сказала ему Арина твердо и спокойно. — Видно, тебе судьба такая на роду написана. Страдай за сына, за себя. А она, бедная, вволю настрадалась. Пусть отдохнет у меня. Нас свело наше горе. У нее сына не стало, у меня мужа. Потом видно будет, чего делать.
Афиноген постоял с минуту... Потом Наталья слышала, как он подошел к телеге, как сел и тронул лошадь. Она представила себе его плачущее лицо и снова пожалела старика.
Арина обняла подругу и ласково сказала:
— Уехал. Крепись, Наташа. Ничего, и это пройдет. Все пройдет, все минует.
— Скажи мне, скажи, тетя Арина: Митяя он убил? Устин?
— Я там не была, касатка. В бою Митяй убит.
Афиноген Пашков вернулся домой. Словно в тяжелом сне, распряг лошадь и поставил в сарай. Делал он все это машинально, не помня себя.
Потом вошел в хату. И на него сразу пахнуло нежилым духом. Он оглянулся. Все лежало на своих местах нетронутым. Он подошел к столу, чтобы взять кружку и зачерпнуть квасу, но кружка долго стояла на одном месте и присохла к столу. Он сделал усилие, чтобы оторвать ее, и, как никогда, почувствовал себя одиноким. Тошно глядеть на свет. Вся жизнь пошла вперекос, и жить-то больше не для кого. Он забрался на печь, не зажигая света и даже не закрыв двери.
m