Боевой 19-й

— И сколько же людей безвинно, напрасно перевели, уму непостижимо, — замотал головой Ерка Рощин.

— А вона, гляди, — заметил Клим, показывая на улицу. — И ведь кажинный день, кажинный день с утра до вечера — и идут и идут..-.

— Голод не тетка,— с шумом поднялся Груздев.

По улице из конца в конец ходили «градские» —

так называли в деревне мешочников. Они доставляли в деревню, в обмен на хлеб, ситец, спички, керосин, мыло, сахар, обувь. Крестьяне тайком от соседей зазывали мешочников в хаты, осматривали товар, щупали, мяли, торговались и вздыхали, жалуясь на недород. На обмен шли: хлеб, картофель, крупа, сало, яйца. Выпроваживая мешочников огородами, просили бабы привезти в следующий раз серников, ниток, мыла.

Поглядывая в окно, Зиновей задумчиво сказал:

— На станции заградиловка стоит, по шляху милиция ходит. И как только они хлеб проносят?

— Да и то сказать, не от радости такая маята, есть-то всем хочется, — в тон ему сказал Аким.

Увидев на улице Пашкова, Зиновей вдруг нахмурился и зло бросил:

— А энтот уж вертится, словно ворон, нанюхал небось чего.

«Не любят его мужики, и неспроста», — подумал Устин.

— Эх, братцы! — заговорил Зиновей, покачивая головой в такт словам. — Ежели бы у меня не велика семья или хоть лишний работник в ней, да разве я сидел бы тут? У нас делов много, и все больше своих, работы невпроворот, это верно. Но и там, — показал он большим пальцем через плечо, — люди нужны, ой кай нужны. Там кровь течет, бьются товарищи, а враг все лютеет. И это хорошо чует Пашков. Потому-то он и такой.

Слова Зиновея больно кольнули Устина. Не имеет ли Зиновей в виду его. Он вспомнил о Наташе, о вчерашнем вечере, и сердце вновь защемила тоска.

— Да, — согласился Груздев, — хватает, бросается, кажись, весь город бы к себе в амбар упрятал. Так и норовит, кого бы одурить. И куда ему?.. Живет-то сам-два, — и развел руками.

— Скажи, ведь раньше он не был таким? — заметил Зиновей.

— Да ну, не был. Мне ли не знать. Весь в отца, сукин сын. Прикидываться он стал после того, как отделился от отца, — заметил Груздев и, обращаясь к Хрущеву, предложил: — Вот Устин может рассказать правду. Он водил с ним дружбу.

— Нет, не расскажу, Петр Васильевич, — ответил Хрущев и загадочно добавил: — Того Митяя Пашкова уже нет. Тот для меня убитый...

— То есть как это так? — удивился Груздев.

— А так. Меня мать похоронила, а я вот так же Пашкова. Вчера встретился с ним, а признать не могу. Не тот, понимаешь, Петр Васильевич, не тот он.