— Верно говоришь, Устин, — оживился Груздев, —-это настоящий глот, а вот поди-ка намекни ему о хлебе — он, словно дитя, начнет плакаться. Ежели по правильности, по закону, так мы должны отнимать хлеб у градских и дознаваться, отколь взяли, у кого. А как подумаешь, нелегко ведь и им, может, дети дома... Эх! — махнул он рукой и с раздражением закончил: — Вышибу я у него в разверстку весь хлеб без остатка. Пущай себе покупает за то, что продавал.
Озабоченный Груздев, попыхивая самокруткой, замотал шею платком и пошел к двери. Устин последовал за ним.
— Хрущев, ты заглядывай к нам, дела у нас найдутся, — предложил Груздев.
— Навернусь, Петр Васильевич.
— Ненароком не надо. Ты постоянно. Мне голосу рука нужна.
— Если пригожусь..
— Сгодишься.
Устин вышел на улицу. Митяя не было. Он вспомнил о Наташе и решительно зашагал к Пашковым.
Наташа думала, что Устин придет. Она хотела этого и боялась.
Митяй все утро ходил хмурый и неразговорчивый. Он ни одним словом не обмолвился об Устине и, позавтракав, ушел, не сказав куда.
«Не к Устину ли?» — подумала Наташа. Она несколько раз ловила себя на том, что хочет, чтобы Устин пришел именно сейчас, в отсутствие Митяя, и пугалась этого желания.
Придвинув для большего удобства к столу дежу, она засучила рукава по локоть и стала замешивать тесто.
Ей вспомнились вчерашние слова старухи: «Почудилось, вроде как бы с лида сдался, опосля пригляделась — будто такой и был». Она тоже убедилась в этом. И то, что Устин действительно мало изменился; делало его попрежнему близким. Но что же ей нужно теперь? Следует ли ворошить прошлое, которое не может вернуться уже никогда? Все чаще и чаще она задумывалась над тем извечно женским, радостным и страшноватым, что появилось в ней и уже властно заняло свое место под сердцем.
Она вздыхала и, поднимая высоко руку, поправляла платок, сбивавшийся на лоб. Путаясь в нахлынувших мыслях, она принималась еще энергичнее месить мягкое, податливое тесто, захватывая его из-под самого дна.
Она ставила Устина на место Митяя, и порой краска стыда охватывала все'ее лицо. Словно обжегшись, она инстинктивно отдергивала руку от дежи и, распрямив спину, с тоской смотрела в окно. Понимая всю нелепость приходивших мыслей, она отгоняла их, но они настойчиво ее преследовали... Время шло тягуче, медленно, и уже с досадой она шептала:
— Ах, Митяй, да куда же он запропастился!
И вдруг пришел Устин. Он смело открыл дверь. Раздевшись, непринужденно сел, пуская в потолок синие кольца дыма.
— Не ожидала, Наташа, а я...